Юнг и постъюнгианцы

"Мы можем рассматривать эти предметы вожделения как различные варианты или результаты идеализированной груди или матери или какого-то еще утраченного психологического состояния. Нет ничего страшного в использовании этих тер­минов, если только вследствие этого мы не отбиваем охоту к поискам. Ибо только через поиск этих целей происходят жизнь и изменение" (там же, с. 1).

ЭМПАТИЯ И НАБЛЮДЕНИЕ

Я говорил о том, что был еще один спор среди постьюнгианцев, на этот раз внутри Школы Развития. Он касается отно­сительных достоинств модели младенчества, полученной в ре­зультате эмпирических наблюдений за реальными матерями и детьми (как предлагал Фордхам в 1980 году) и модели, пред­полагающей эмпатическую экстраполяцию материала, получен­ного в результате анализа детей и взрослых. Сторонники первой точки зрения полагают, что они избегают адультоморфной фан­тазии, при которой более поздние психологические состояния, имеющие место у регрессирующих или больных взрослых, пута­ются с тем, что можно считать нормальным в младенчестве. Те, кто приветствовал эмпатическую экстраполяцию, полагают, что они лучше оснащены для проникновения во внутреннюю жизнь младенца, поскольку выясняют что-то о чувствах и переживани­ях младенца во взрослом. Многие из тех, кто формулировал гипотезы относительно того, что происходит в раннем детстве, согласны, что на раннем этапе младенец действует и, что глав­ное, соотносится с матерью, так, как если бы он находился в состоянии психологической тождественности, или. говоря метафорическим языком, единства с матерью — например, "первичный нарциссизм" Фрейда, "нормальный аутизм" Малера, "иллюзия всемогущества" Винникотта. Несмотря на то, что есть различия между этими понятиями, есть и известная степень пе­ресечения. Подобным же образом работа со взрослыми при ана­лизе рождает фантазии идеализированного или ужасного единст­ва с аналитиком. Какова связь между этими двумя рядами явле­ний? Ни в одном из двух случаев не является объективно вер­ным, что есть что-то еще, кроме двух людей. Но, говоря мета­форически и эмоционально, в обоих случаях преобладает атмо­сфера психологического единства. Вопрос состоит в том, до ка­кой степени такие фантазии во взрослом регрессивны в том смысле, что они возвращают к действительно пережитому и про­чувствованному в детстве. Или же такие взрослые фантазии являются просто желаниями того, чтобы младенчество было та­ким, сентиментальным или ищущим сочувствия, в зависимости от того, приятно или неприятно ощущение единения?