|
«Облик» и «особые приметы» суть образные наименования для двух (не для одного и того же!) методов, обеспечивающих различение: «облик» в нашем понимании является гештальтом, а «особые приметы» (признаковая характеристика) по самой природе вещей являются либо полностью, либо в значительной степени агрегатом, «сочинительным комплексом» (Undverbundung). Для чего нужны две различительные технологии? То, что мы описываем, кажется сходным с одной из тех многообразных «защит», которые повсеместно бытуют в сфере органических структур, а также заимствуются оттуда в сферу технических механизмов, связанных с опасностью для человека. Верно ли это первое впечатление или оно нуждается в коррекции, остается пока еще для нас неясным. В любом случае далеко не самоочевидно, что голосовой аппарат человека способен настолько отчетливо производить десятки тысяч кратких звуковых образов, что каждый из них будет без труда воспринят слуховым аппаратом другого человека со всей адекватностью и не будет смешан с остальными. Целостный облик, о котором шла речь выше, практически исчезает и едва прослеживается при оптической символизации словесных образов в печатном тексте, тогда как признаковая характеристика, напротив, сохраняется более или менее хорошо. Когда психологи более 40 лет назад предприняли первую попытку научного анализа процесса чтения печатного текста, то одной из главных проблем, вызвавшей наибольшие разногласия, стала природа напечатанного словесного образа: следует ли рассматривать его как целостный облик или как набор «примет». Представители теории гештальтов Б. Эрдманн и Додж считали главным оптическую «цельную форму», в то время как Вундт отстаивал противоположный тезис, согласно которому словесный образ воспринимается по отдельным признакам «детерминирующих букв». Дискуссия тогда закончилась безрезультатно и, пожалуй, не заслуживает того, чтобы ее продолжать теми же несовершенными методами. Однако историк науки не может не отдать должное тонкой интуиции Вундта. Действительно, ведущим принципом всякой буквенной письменности является стремление оптически передать «особые приметы», характерные признаки акустического словесного образа, оставляя на заднем плане его целостный облик. На письме мы пытаемся оптически символизировать фонемы. То, что оптические фонемные знаки печатного текста, отделенные друг от друга (пробелами меньшей величины — внутри групп — и пробелами большей величины — между соседними группами), задаются определенной «цельной формой», является самоочевидными неизбежным, однако это не связано с первичным предназначением этого способа фиксации. Опытный читатель, конечно, ориентируется на всю совокупность знаков и улавливает наиболее часто повторяющиеся цельные формы, воспринимаемые им глобально; и этом ни один специалист не может сомневаться. Главным является другое — справедливо ли буквенное письмо получило свое название, является ли главным для него систематическая передача «особых примет» акустического словесного образа или что–то иное. И тогда более справедливой оказывается точка зрения Вундта, ибо ее подтверждает фонологическая теория. — 227 —
|