Теория языка

Следовательно, мы узнаем, что в принципе практически все согласные используются для построения слов названной группы. Вполне понятно, ведь сам объект, имитируемый звук, в акустическом отношении очень сложен и для своего воспроизведения требует работы всех частей артикуляционного аппарата, от гортани до губ; почему бы одному языку не воспроизводить, звукописуя, один момент, а другому языку — другой момент или иную фазу целого? Ведь если о передразнивающих учениках и об учителе было сказано: «Wie er sich rдuspert und wie er spuckt, das habt ihr glьcklich abgeguckt» (дословно: 'Как он покашливает и поплевывает, это вы подсмотрели'),— то и от столь разных в структурном отношении языков вряд ли можно ожидать чего–либо иного, кроме того, что они при звукописании подчеркивают различное во всех тридцати классах Эля и за их пределами. С этим пока все ясно. Однако неотвратимо возникает вопрос методического характера: можно ли в том случае, когда всем группам согласных приписываются живописательные потенции, поставить, исходя из звукового образа, какой–либо иной диагноз, кроме однотипного — «звукоподражательное слово»? Уязвимым пунктом всех диагнозов Эля все время остается то, что актуально в его споре со Штейнталем. Я привожу это место:

«Совершенно неправильным является утверждение Штейнталя, что „недостаток теории звукоподражания заключается в том, что она предлагает конститутивный принцип, не будучи

регулятивной. В лучшем случае она может быть подтверждена этимологией, но не может направлять последнюю"». А в сноске говорится: «Далее я должен отметить, что все попытки обосновать звукоподражание, исходя из далеких от нас языков, например языков негров, австралийцев, потому являются сомнительными, что мы знаем эти языки только в их современном состоянии. Мы можем ориентироваться только на древнейшие культурные языки, поскольку только они основательно изучены с исторической точки зрения». Это ответ Штейнталя на вопрос, который он ранее поставил на с. 115: «Важный для сравнительно–исторической грамматики вопрос состоит в том, можно ли звукоподражание использовать для объяснения звукового сходства слов разных языковых семей».

Эль отвечает следующим образом: «Штейнталь поставил хороший вопрос, но дал на него плохой ответ. Наша работа должна послужить убедительным доказательством, что звукоподражание и т.д. является не только конститутивным принципом естественного глоттогонического процесса, но также регулятивным, эвристическим принципом этимологических изысканий. Чтобы отклонить скепсис Штейнталя, пока достаточно, пожалуй, следующей констатации. Основательно изученные с исторической точки зрения культурные "языки", на которые собирается опираться Штейнталь, содержат большое количество относящихся к разным периодам звукоподражательных слов и "слов" детского лепета. Эти слова мы можем точно проследить на протяжении многих столетий, даже тысячелетий в их звуковом развитии: их значительная часть довольно рано подвергается закономерным процессам звукового выветривания и утрачивает, таким образом, ввиду изменения формы, а часто и в результате семантических изменений свой первоначальный звукоподражательный характер; в то же время значительная часть вопреки всем звуковым законам (точнее: будучи ими мало или совсем не затронутыми) часто поразительно отчетливо сохраняет свой звукоподражательный характер на протяжении на редкость длительного периода времени. Этот тезис об устойчивости очень многих звукоподражательных образований (и вообще слов!) документированно можно доказать только для индоевропейских, семитских, египетских, урало–алтайских и т.д. областей, но он по необходимости справедлив для всех языков, в том числе и для недавно открытых. Следовательно, если мы обнаруживаем в ведийском, или в хинди, или в каком–нибудь недавно открытом папуасском языке с акустической точки зрения явно звукописующее слово, то мы вправе сразу же трактовать его с высокой степенью вероятности как звукоподражательное независимо от того, существует оно в данном языке всего одну сотню или уже многие сотни лет. Имеет лишь второстепенное значение, существует та или иная звукоподражательная единица в языке тридцать, или триста, или три тысячи лет — если мы можем распознать ее как таковую! Пока достаточно. О деталях и о возможных источниках ошибок (о "ложных типах") мы поговорим позднее» (Оehl. Ор. cit.. S. 581 f.— выделено мною. — К.Б.).