|
Тем не менее систематик видит свой долг в том, чтобы подчеркнуть еще сохранившийся при этом остаток верности явлению и все сказанное выше, то есть всю группу наименований шумов в широком смысле слова, осмыслить с этих позиций. Во всех названиях шумов присутствует большая или меньшая доза верного явлению (erscheinungstreu) воспроизведения. Иным образом обстоит дело со значительно более широким по объему классом явлений, в случае которых, согласно природе вещей, с самого начала речь может идти лишь о реляционной верности изображения. Слова типа baumeln 'висеть покачиваясь, болтать ногами', 'прогуливаться (без дела)', schlendern 'слоняться', torkeln 'нетвердо держаться на ногах' schlottern 'трястись', flimmern 'мерцать', huschen 'прошмыгнуть', wimmeln 'кишеть', kribblen тесаться', krabbeln 'копошиться' также приблизительно имитируют свой объект. Однако с их помощью не акустическое отображается на акустическое, а, напротив, неакустическое на акустическое. Flimmern 'мерцание', например, — это оптический феномен, а в случае kribbeln 'кишеть' речь идет о тактильном ощущении. Эти слова воспроизводят виды движения и динамические образы. Они не относятся к свойствам специфического чувственного восприятия, а являются надспецифическими, поскольку соотносятся с данными, поступающими от нескольких органов чувств. Это случаи ?????????????[170] Аристотеля, и поэтому то, с чем мы здесь имеем дело, мы называем не верным явлению отображением, а «лишь» реляционно верным (или гештальтно верным). Каждое материально верное отображение содержит большую или меньшую дозу реляционно верного отображения, но не наоборот. То, что мы здесь говорили, не ново; совершенно корректно это было схвачено еще Вундтом. Однако Вундт еще пользуется терминами «звукоподражание» (Schallnachahmung) и «звуковые картинки» (Lautbilder). С тех пор психологами много сделано в области синестезии; тот, кто пожелает детально проследить переходные явления между верным явлению и реляционно верным отображениями, должен познакомиться с их результатами. 6. Старые представления об удельном весе звукописания Чему учит история языка? До самого последнего времени дело обстояло так, что оценка роли и распространенности звукописания в значительной мере, по–видимому, зависела от образа мыслей исследователей. Романтики следовали за Гердером, а классики — за Лессингом. В наше время можно было бы надеяться существенно продвинуть этот вопрос в некоторых решающих моментах и вынести суждение из глубины души, причем одновременно по прямо противоположным вопросам, которые уже поставлены и которые необходимо ставить, а именно: как в наше время обстоит дело с живописующим языком и как оно обстояло с самого начала. Тот, кто рассматривает ситуацию, исходя из той области, где именно он сам как говорящий еще сегодня свободнее всего может попытать свои силы в словотворчестве, то есть исходя из именования шумов, вряд ли встретит возражения, если он для начала выскажет предположение, что этот способ словотворчества, по его мнению, очень естествен и потому, вероятно, очень древен. Ведь немотивированно не выбирает, насколько нам известно, ни одно человеческое существо; почему же выбор у древних создателей языка должен был быть в принципе немотивированным? А что же находится ближе всего, как не какого–либо рода подражание, если возникает потребность охарактеризовать новое с помощью новых голосовых реакций? — 170 —
|