Становление личности

Этот последний момент важен, ибо здесь возникает противопоставление ста­тистической (актуарной) закономерности и индивидуальной закономерности отдель­ного человека. Номотетическая наука, как мы уже сказали, склонна предпочитать первую и игнорировать вторую. Ее критерии статистической значимости приспособ­лены к большой популяции людей, а не к отдельному случаю.

Предположим, сотня заключенных слышит слова тюремного надзирателя: «Ваша жизнь в тюрьме — подготовка к вашему возвращению в общество». И пред­положим (это вполне вероятно), что девяносто девять заключенных молча смеются над этой банальностью и немедленно забывают ее. Статистически мыслящие психо­логи сказали бы, что отсутствие эффекта этого благочестивого увещевания — закон. И в определенном смысле они правы.

Но предположим, что для одного человека эти слова «прозвенели звоночком» и поставили его на путь подлинного исправления. Что скажет статистик? Что это «дело случая» и данное событие не является «статистически значимым»? Такой ответ был бы абсурдным. Дело в том, что в этом случае существуют важные причинные отношения. Это происшествие может быть редким (даже уникальным), но оно пол-

Психология и индивидуальность 223

ностью законно и неизбежно, если принять во внимание внутренний паттерн чело­века, к которому обращены слова.

И поэтому мы делаем вывод, что не должны поддаваться запугиванию узкими определениями «закона» или (в нашем случае) узкими определениями науки. Дело науки — освещать то, что есть, а не только то, что удобно или традиционно принято. Задолго до того, как психология пристроилась в кильватер к такому флагману, как естественно-научный метод, существовало древнее значение слова scientia. Оно не предписывало метода, не ставило ограничений, оно означало просто знание.

Предлагаемые решения

Как и следовало ожидать, многие наблюдательные авторы замечали эту дилем­му науки и уникальности. Наиболее очевидное ее решение, конечно, заключается в декларации того, что всеобщность принадлежит науке, а индивидуальность — искус­ству. В сущности, это положение гласит: давайте признаем ограничения науки. По самой своей природе она не может отдать должное индивиду; сделать это могут толь­ко драма, поэзия, жизнеописания. Наука беспощадна в исключении особенного. Сле­довательно, наука (в лучшем случае) — это просто «доступ к мудрости»10. Такое ре­шение привлекательно для многих ученых и, вероятно, для всех гуманистов.