|
Райнер Мария Рильке А ведь и впрямь, если не мы, то наши питомцы могут стать такими!? Не отвергнем и волю: О, в срывах воль найти, постичь себя. Максимилиан Волошин А где же еще как не в них? Воля воле, конечно, рознь. В ней срывы не обязательны. Владимир Набоков в рассказе «Истребление тиранов», ведущемся от первого лица, награждал одного из персонажей «той глухой, сосредоточенно угрюмой, глубоко себя сознающей волей, которая из бездарного человека лепит в конце концов торжествующее чудовище». И тем не менее не два, а три дара. Отказаться от какого-либо из них или, хуже того, помешать развитию какого-либо в ученике — это ведь страшно, да и чревато патологией, как минимум, социальной. Несмотря на понимание необходимости изложения целостных представлений о душе, достичь этого в книге не удалось. Правда, воля в истории образования практически никогда не была в обиде. Наоборот. Ее значение, скорее, переоценивалось. Воля в образовании эксплуатировалась долго и упорно, часто, правда, выступая в других обличьях. Достаточно вспомнить его давнюю ориентацию на память, заучивание, зубрежку. Повторение в течение столетий рассматривалось как «мать учения». Столь же давно опытные и проницательные педагоги рассматривали его и как «прибежище ослов». Конечно, в образовании есть и, видимо, должен быть элемент тренинга, даже дрессуры. Против дрессуры трудно возражать, если она, перефразируя А. А. Ухтомского, исполнена благоволения к ученику. Задним числом мы благодарны строгим учителям, но почему-то только задним числом. Так или иначе, но теория развивающего обучения прошла мимо памяти. Этот пробел восполняет глава о памяти, в которой сделан акцент на соотношении репродуктивных и продуктивных (творческих) свойств памяти и на связях последней с мышлением. Заметим, что воля усвоить нечто — это еще не вся воля, даже не главная ее часть. Выход за пределы усвоенного требует не меньшей воли и мужества: «...Состояние «выхода», — пишет С. С. Аверинцев, — явно имеет в системе древнееврейской литературы весомость символа: человек или народ должны «выйти» из инерции своего существования, чтобы стоять в пространстве истории перед Яхве, как воля против воли» (1983. С. 69—70). Такая воля известна лишь незначительному числу «образовательных систем». Да и психология не так уж часто выходит «из инерции своего существования», например, в культуру. С запоздалой горечью приходится признать, что она прошла мимо многих значительных событий культуры XX столетия. Это относится и к направлению, именующему себя культурно-исторической психологией, но не к ее создателю Л. С. Выготскому, которого А. Н. Леонтьев справедливо назвал последним энциклопедистом в психологии. — 319 —
|