|
неосколочного мира. Вспомним разочарованного и пресыщенного знаниями пушкинского Фауста: В глубоком знаньи жизни нет — Здесь уместно вспомнить размышления Шпета о различии поэтических и логических (познавательных) форм, которые помогают уяснить различия между поэзией и наукой: «Поэтические формы суть творческие формы, суть символические формы, потому что... поэтические формы составляют аналогон логическим, а поэтический смысл символа — аналогон логического смысла... Если же брать символ как самый смысл — «второй» смысл, то разница между символом и смыслом (разумно-логическим) без остатка растворится в творческих поэтических актах, распределится, разделится между ними, не уничтожая самого логического смысла, а лишь нейтрализуя и отрешая его» (1989. С. 413—414). Другими словами, в поэзии мы имеем дело с символическими смыслами, а не с понятийными. Первые отличаются от разумно-логических. Они обоснованы не логическими, а эстетическими, символическими средствами. Поэзия и искусство оперируют не понятиями, а смыслами и коммуницируют смыслы. Это не означает, что искусство ирреально, хотя бывает и такое. Шпет говорит о его онтологической нейтральности. Онтологическая нейтральность — не есть отсутствие онтологии, а отсутствие «злободневности», утилитаризма, прагматизма, поэтому-то не только поэзия, а любая форма искусства представляет собой искусство для искусства. Поэтические символические формы долговечнее логических, в них имеется чистый, незамутненный практическими и познавательными задачами смысл. Поэзия вовсе не прямо соотносится с действительностью, хотя проникает в нее, благодаря своей отрешенности от нее, прежде и, порой, глубже, чем наука. Замечательный актер М. Чехов также различал сухие, интеллектуальные знания и знания истинные, живые. Он на примере поясняет эту разницу; говоря, что можно научиться отличать стиль готического собора и греческого храма и на этом остановиться и сказать себе: я знаю, каков стиль греческого и готического храмов. «Но такое знание мертво и интеллектуально. Актер вправе сказать: «Мне не нужно его». Но можно пойти и дальше в изучении этих двух стилей. Можно ли представить себе готический храм пустым, не наполненным молящимися? Нет. Он тогда только будет завершен в своей архитектуре, в своем стиле, когда вы увидите в нем толпу молящихся, с руками молитвенно сложенными вместе. Тогда вы переживаете стремление вверх, идущее из внутренних покоев готического собора. Наоборот, греческий храм вы лучше поймете, если представите его себе пустым. По ощущению грека — в нем обитает Бог. В нем может не быть ни одного человеческого существа, и все-таки он будет совершенным произведением греческой архитектуры. Вот другое постижение стиля. Сила такого постижения в том, что оно перестает быть интеллектуальным и возбуждает в душе художника творческие силы...» (1986. Т. 1. С. 67—68). — 29 —
|