Каковы бы ни были источники и происхождение, знание о мире, о человеке, о себе имеется у каждого, и оно существенно отличается от научного знания даже тогда, когда принадлежит ученому. Это знание живого о живом, т. е. живое знание. Такое знание может быть как до-теоретическим, до-научным, так и пост-теоретическим, включающим в себя научное знание: «Земля, на которой мы родились, и небо, под которым мы были вскормлены, — не вся земля и не все небо, — рассуждает Г. Г. Шпет. — Оправа, в которую нужно их вставить, меняет самое существо, смысл их, действительность их. Цель и оправдание нашего путешествия (познавательного. — Авт.) — в том, чтобы, вернувшись из него, принять свою действительность не детски-иллюзорно, а мужественно-реально, т. е. с сознанием ответственности за жизнь и поведение в ней. Баратынский написал: Старательно мы наблюдаем свет, (1989. С. 420—421). Вот задача образования: «не разочаровывающая приманка потустороннего блаженства, а реальная земная красота земного бытия и разумная вера в постижение его смысла» (см. там же); одновременно и задача воспитания: принять свою действительность не детски-иллюзорно, а мужественно-реально. Это и есть второе, третье и т. д. рождение, путь к себе, овладение собой, своими чувствами. Такое пост-понятийное, пост-научное знание есть знание живое, действительное, реальное. Понимая смысл народной поговорки, ум перестает быть надменным, становится реалистичным, предметным, живым. В упоминавшейся книге Франка «Живое знание» говорится о живом психологическом знании, что очень точно, поскольку есть знание до знания, и оно есть не только у ребенка, оно должно быть у ученого и педагога и открыто ученику. Есть много форм до- и пост-понятийного знания, недоступных формальной логике. Так что эпитет психологическое применительно к живому знанию вполне уместен. Синкретическое мышление и знание более живы, чем понятийное, что, конечно, не означает, что понятийное знание непременно мертво. Главными признаками живого знания являются открытость и недосказанность. Поэтому Франк вполне логично выделяет еще одну сторону живого знания. Оно строится на связи науки и искусства. Искусство на столетия опережает науку в познании неживого и особенно живого. Но главное даже не в этом. Искусство порождает иное знание. Наука расчленяет, анатомирует, дробит мир на мелкие осколки, которые не склеиваются, не компонуются в целостную картину. Особенно она преуспела в своей дезинтегративной деятельности, изучая человека. Искусство же сохраняет мир целостным. Оно постоянно напоминает науке о существовании целостного, — 28 —
|