Итак, представленные мною факты свидетельствуют о следующей тенденции. Нормальный, адекватно приспособленный субъект с четкой направленностью может реагировать на проективные методы двумя способами. Он либо дает материал, идентичный сознательному отчету, либо никак не проявляет свои доминирующие мотивы. Особое значение проективное тестирование имеет тогда, когда в проективных реакциях обнаруживается эмоционально нагруженный материал — он противоречит сознательным отчетам. И мы не можем с уверенностью заявлять о наличии или отсутствии невротических тенденций, если не используем оба диагностических подхода и не сравним результаты. Возьмем, например, диагностику тревожности. Используя различные реакции на карточки Роршаха и ТАТ, клиницист может сдела-ть вывод о высоком уровне тревожности. Однако сам по себе этот факт нам почти ничего не говорит. Субъект может быть чрезвычайно эффективным в жизни, потому что использует свою тревожность. Он может прекрасно знать, что он беспокойный, путающийся, тревожный человек, который всегда добивается большего, чем ему предсказывают. Тревожность — это ценное качество в его жизни, и он достаточно умен, чтобы понимать это. В этом случае данные проективных тестов будут соответствовать данным прямых методов. Особой необходимости в использовании проективных методик нет, но и вреда это не принесет. Или, как в случае с голоданием, по протоколам проективных тестов мы не обнаружим тревожности, хотя на самом деле имеем дело с таким же беспокойным, путающимся и тревожным субъектом, как и первый, но жестко контролирующим свои нервы. В таком случае мы понимаем, что высокая степень контроля над собой позволяет ему справиться с проективными тестами с помощью умственных усилий, не относящихся к его тревожной натуре. Но мы также можем обнаружить, и в этом огромное преимущество проективных методов, что внешне спокойный и уверенный человек, отрицающий какую-либо тревогу, показывает глубокое беспокойство и страх в реакциях на проективный материал. Это тип рассогласованности личности, который могут диагностировать проективные тесты. Однако при* этом прямые методы тоже должны быть задействованы. Так часто упоминая «прямые» методы, я подразумеваю главным образом «сознательные отчеты». Вопрос о мотивах, которыми руководствуется человек, это не единственный прямой метод, который мы можем использовать, но и он вовсе не плох, особенно для начала. Когда мы начинаем изучать мотивационную сферу личности, мы прежде всего хотим узнать, что этот человек пытается сделать в своей жизни, включая, конечно, то, чего он пытается избежать и что старается оставить. Не вижу причин, почему наше исследование нельзя начать с просьбы рассказать, как сам клиент ответил бы на эти вопросы. Если в приведенной форме они кажутся слишком абстрактными, их можно переделать. Особенно диагностичны ответы человека на вопрос: «Что вы хотели бы сделать в следующие пять лет?» Подобные же прямые вопросы могут быть сформулированы для выяснения тревог, привязанностей и неприязней. Большинство людей, как я подозреваю, в состоянии ответить, чего они хотят от жизни с неменьшей степенью валидности, чем это определяется с помощью проективных инструментов, хотя некоторые терапевты и пренебрежительно относятся к прямым вопросам. — 57 —
|