|
Распиная себя на кресте, надо думать совсем уж непреднамеренно, мучит эта шестидесятидвухлетняя жена, мать и бабушка своих мужа, сына, внука и дочку... Нет, дочки у нее уже нет! Занимаясь последовательно растягиваемым во времени самобичеванием, эта, искупающая отравлением себе будущего отсутствие прошлого, страдалица близких мучит непреднамеренно . Когда она 27 лет назад родила дочь, у нее тоже не было намерения сделать ее (дочь) неприспособленной к жизни из-за “ранимости”. Когда дочери было тринадцать лет, у моей пациентки, разводящейся с мужем, тоже не было намерения расщепить душу дочери, ее сердце и ум, ее эмоциональность на две части. Не было намерения навредить ей, заставив забыть, вы-тормозить очень важное для девочки, первое чувство любви к мужчине - забыть чувство к отцу. Не было у моей пациентки дурных намерений и когда ома, по ленивой привычке ни во что не вдумываться глубоко, “ведь она так ранима”, когда она не дала себе труда «думаться, вчувствоваться в душевный мир своей дочери: ребенка, подростка, девушки, старой девы. Не было у этой матери дурных намерений, когда она, не имев заметить дочь, верила, что знает ее. Что той достаточно поверхностной опеки, заботы о регулярном питании, о профилактике простуд и “девичьей гордости”. Не хотела она ничего плохого (кто же его хочет!), когда не ведала, что творила, и чего нужного не сотворила. Когда, позируя перед собой, словно в погоне за первой премией, за путевкой в рай не сотворила самого главного: жизнелюбия дочери, ее умения строить себя и свою жизнь. Не сотворила счастья своего и своих детей. Намерений дурных у нее не было никогда. Были дела. И не было нужных дел. Распиная теперь свое будущее (в шестьдесят два года у нее есть живой сын и маленький внук; мать ее прожила 89 лет; что если и им и ей предстоит еще долгая жизнь!), распиная в привычной позе свое будущее (а что, если и их будущее!), сладострастно отдаваясь самобичеванию, эта, хорошо сохранившаяся бабушка, вовсе “не имеет намерения” вызывать какие-либо дурные последствия для близких. Ни упрекнуть, ни видеть причину своих бед в ком-нибудь другом, ни переложить свою вину на кого-либо она “не хочет”! Мы с вами не видели пыток, устраиваемых нам напоказ. И вряд ли поймем, каково ее близким, тоже потерявшим дочь и сестру, быть свидетелями демонстративно, стоически "сдерживаемого при них” ее самоистязания. Самобичевание - та же пытка, которую другой не может Не чувствовать, не умеет не видеть, но не властен остановки.. Та же, только скрытыми от глаза и слуха, психическими средствами. — 39 —
|