Одна мечтала о “культурной городской жизни”. Уже от этой мечты только ко всему деревенскому и родному относилась со снисходительным высокомерием: “что уж говорить - деревенщина”. В город она уезжала с радужными надеждами. Верила, что очень хочет учиться, “побольше всего узнать, чтобы стать культурным человеком”. Немного даже стыдилась провожавшей ее малограмотной плачущей мамы. Другая уехала в город от голода, на заработки. Сама “ревела коровой”, тайком прощалась и с речкой, и с козой -кормилицей, и чуть не с каждой травинкой... Но ничего не поделаешь, нужда погнала - уехала. Одна поступила в техникум в Куйбышеве. Другая в Москве нанялась в домработницы. Одна попала в “очень интеллигентное окружение”. Говорить стала на особенном, “литературном”, каком-то мертвенно правильном языке. Без нужды напичкивала его мудреными штампами, которые в ее устах звучали цитатами из рассказов Михаила Зощенко. Напоказ “интеллигентному окружению” постаралась как можно прочнее забыть, чуть только не вытравить из себя все деревенское. Выйдя замуж за “очень умного, начитанного мужчину” -1 геолога, она хотела и надеялась все в их жизни организовать самым “культурным” образом. Чтобы муж мог никогда не стыдиться того, что у него деревенская жена. Она систематически посещала концерты в филармонии. Водила мужа в театр, непременно в партер. С его знакомыми и с ним непременно заводила разговоры о современной международной обстановке, о древнегреческой мифологии и об искусстве. Мне почему-то сейчас вспомнился один забитый, неграмотный пациент, страдавший инволюционной меланхолией. Он умел только расписываться. Делал это значительно. Старательно помогал себе языком и украшал подпись множеством вычурных закорючек. Всю жизнь он сколачивал ящики в цехе большого завода и назывался плотником. В семье был затюркан вечно шпынявшей его рослой и шумно уверенной в себе женой. Когда он, выйдя на пенсию по возрасту, заболел, дома вспомнили о его существовании. Засуетились, запричитали, стали о нем бурно заботиться. Он вдруг оказался важной персоной. Даже взрослая грамотная дочь уделила ему свое внимание. Вот этот старик раздобыл где-то старый “министерский” портфель. Нахлобучил на ежиком стриженную, седую голову мятую соломенную шляпу. И стал с портфелем и в шляпе расхаживать по квартире, время от времени возглашая: “Я - профессор, я - кандидат! Я - доцент, я - профессор!”. С тем его и привезли в психиатрическую лечебницу. Итак, первая из наших женщин приобщалась к “культурной жизни”. Позже, уже инженером, она на работе навязчиво боялась, что у нее покраснеют руки и выдадут ее “плебейское” (именно таким словом она пользовалась) происхождение. — 257 —
|