|
американской психологии. И здесь он разделял и с трудом преодолевал пристрастное отношение французов и англичан к американцам. Надо сказать, что и американские психологи ему платили тем же. Насколько им близки и понятны работы Л. С. Выготского, А. В. Запорожца, А. Р. Лурия, настолько от них далеки, в отличие от французов и немцев, работы А. Н. Леонтьева. Это сам по себе любопытный историко-психологический феномен, заслуживающий специального обсуждения. Отметим еще одну любопытную деталь. А. Н. Леонтьев иногда с известным и, нам кажется, незаслуженным пренебрежением говорил о дореволюционной официальной университетской психологии, забывая о том, что он сам, по крайней мере начиная с послевоенных лет, не только стремился стать, но и стал официальным психологом в Советском Союзе. Он занимал ряд руководящих постов в Академии педагогических наук СССР, вплоть до ее вице-президента, был президентом Общества психологов СССР, явился одним из создателей Института психологии АН СССР, не против был возглавить его и т. д. Все это позволило ему многое сделать для развития психологической науки в стране. Он был просвещенный и интеллигентный ученый-администратор. С пониманием относился к другим, не совпадающим с его собственным, направлениям и школам в психологии, содействовал их развитию. Однако как официальный психолог он не мог не идеологизировать психологическую науку, не мог не принимать всерьез даже нелепые с точки зрения нормального ученого указания, связанные с различного рода перестройками психологической науки. При этом ему удивительным образом удавалось проводить принципиальную линию развития собственной концепции и традиций школы Л. С. Выготского. Именно это, несмотря ни на что, было делом его жизни. И именно этим он отличался и отличается от многочисленного племени администраторов от науки. Размышляя об "официальности" А. Н. Леонтьева, невольно задаешься вопросом: а что же лучше — официальность или свобода? Абстрактный ответ, конечно, ясен и без размышлений. Но когда вспоминаешь конкретные условия его жизни, то все оказывается вовсе не так однозначно. А. Н. Леонтьев был блестящим экспериментатором, проницательным практиком и умудренным теоретиком. Безусловно, в условиях свободы ему удалось бы сделать много больше. Но нельзя забывать, что его "официальность" дала возможность относительно свободно развиваться всей школе Л. С. Выготского. Чудес, конечно, не бывает — школе после кончины ее создателя жилось довольно сложно. В чем-то был и отход от замысла учителя, в чем-то ученики оказались не в состоянии развивать эти замыслы. Но не надо забывать, что Л. С. Выготский был гений, а заменить гения не под силу даже очень большому — 77 —
|