|
Развитие психики в истории вив, возможно, романтические, утопические, <поэтические> крайности ее движения в XIX в. и легкость впадения в кон-цептократию (засилье понятия) в XX в. То же явление порождало возвращения назад, постоянные шатания, уязвимость личности, которая не имела четкой логики для объяснения себя и была подвержена крайностям художественных метаний. В остром столкновении с крестьянской цивилизацией сознание образованного слоя, не подкрепленное самоуверенностью умственного превосходства, рассудочностью или скрупулезностью проявляет беллетристическую склонность к фан-тазированиям и сомнению - весь набор описаний <Я>, принятый в изящной словесности. <Проникнувшись непреложностью и последовательностью взглядов, исповедуемых Иваном Ермолаевичем, я почувствовал, что они совершенно устраняют меня с поверхности земного шара... Все мои книжки, в которых об одном и том же вопросе высказываются сотни разных взглядов, все эти газетные лохмотья, всякие гуманства, воспитанные досужей беллетристикой, все это как пыль, поднимаемая сильными порывами ветра, было взбудоражено <естественной правдой>, дышащей от Ивана Ермолаевича... Не имея под ногами никакой почвы, кроме книжного гуманства, будучи расколот надвое этим гуманством мысли и дармоедством поступков, я, как перо, был поднят на воздух дыханием правды Ивана Ермолаевича и неотразимо почувствовал, как и я и все эти книжки, газеты, романы, перья, корректуры, даже теленок, не желающий делать того, что желает Иван Ермолаевич, - все мы беспорядочной, безобразной массой со свистом и шумом летим в бездонную пропасть> [там же, с. 241]. Яснее не скажешь. Но если Л.Н. Толстой олицетворял высокую словесность, отказавшуюся от себя ради фольклорно-утопической правды, то Успенский (близкий к <среднему> интеллигенту) почвы не обрел. Его поэзия крестьянского труда осталась опытом эстетической самокритики, и наделение реальностью своих построений стоило автору психического здоровья. <Сила земли> была неомагическим открытием писателя-атеиста. Но почему оно не укрепило, а разрушило книжно-письменное <Я>, т. е. почему не осталось эстетической игрой, которая охотно вбирает и пользуется элементами магии, мифа, религии, не переставая быть искусством? 405 Психологическая история эпох и психических процессов Потому что для такого самодовлеющего существования эстетики нужна достаточная сформированность письменного занятия, навыки и вкус жизни в нем. А это предполагает, помимо круга художников-эстетов, помимо соприкосновения с дописьменной глубиной народной жизни, еще и устойчивость в горизонтальной плоскости письменности: связи с наукой, логикой, философией. Не находя опоры здесь, то есть без рационально-понятийной критики и поддержки, беллетризирующее искание растворяется в полу-и допись-менности, в комплексе вины, свойственном образованному сословию России в XIX - начале XX в.; исторически слабой логической культуре России вынести непомерно разросшуюся беллетристику было трудно. Незначительной была в России и переходная между высокой письменностью и неграмотностью прослойка. Слабость этой заклейменной именем мещанства социальной и культурной группы в пореформенной России создала крайнюю напряженность, пустоту между двумя краями пропасти и постоянное ожидание мести, русского бунта, бессмысленного и беспощадного. Состояние образованных людей в России: <ад кромешный. Да и в самом деле, разве в глубине каждый из них может считать себя чем-либо иным, как не вполне потерянным человеком?> [там же, с. 456]. Эмоция была повсеместной, она охватывала круги и трудовой интеллигенции (преимущественно ее-то и охватывала). У наиболее последовательных она доходила до полного самоотрицания письменной цивилизации, то есть опоры и сути интеллигентского существования, что говорит о психологическом кризисе. Этот пагубный раскол создал на каждом полюсе сгустки мифологических представлений о другой стороне, делая невозможным взаимное сотрудничество, усугубляя религиозные настроения благоговения, вины и страха перед молчаливым народом, создавая интеллигентский комплекс вины, самоотрицания и апокалиптических ожиданий. — 268 —
|