|
Последняя примета особенно восхищает Успенского: в полдень, синие облака - какая точность! Надо привести августовский хлеб в связь с цветом облаков да еще указать время суток. Правда, такие народные прогнозы, с точки зрения метеорологии, ничего не означают. Погоду по ним не определишь. Два ряда событий иногда связаны допущением наподобие научной гипотезы, иногда без всякого объяснения. Гадательную метеорологию последнего типа и практикует Иван Ермолаевич. В обстоятельствах выбора <молотить или лес пилить> ближайший святой-синоптик мог указать ему должное занятие. Год земледельца плотно охвачен такими указателями наподобие календаря работ, но все-таки это был стандартный справочник, не предусматривающий Развитие психики в истории многих случайностей жизни. Если выпадала крайняя неопределенность, то приходила на помощь аналогия. Иван Ермолаевич делил год по контрасту: сейчас середина лета; что же было в середине зимы, то есть на Крещение? Если на Крещение, вспоминалось, стояла ясная погода, то и днями следовало такой ожидать. Против народной прогностики и мнемотехники, охватившей весь натуральный и социальный цикл аграрного существования, барометр не мог устоять. С подобными городскими приманками Успенский чувствует себя очень слабым внутри совсем нетронутого неолитического уклада земледельца. Наблюдения над деревенской ментальностью предваряют главное для разночинского мыслителя занятие: включение интеллигентского <Я> в эту культуру. Слияние с народом - проект народников - не удался. Неудача предшественников и личный опыт Успенского обуславливают его вклад в интеллигентски-народнические искания. <Народ-страдалец> притягивавший первых народников, кажется писателю превратной доктриной, а не настоящим сельским жителем. Доктрина Успенского - поэтически-трудовая. <...Иван Ермолаевич, кроме видимых миру слез, бедствий, недоимок, всевозможных притеснений и других мрачных черт, рисующих его жизнь как беспрерывное мучение и каторгу, имеет в самой глубине своего существования нечто такое, что дает ему силу переносить все эти невзгоды целые тысячелетия, и притом с такой непреоборимою безмолвностью, которая заставила умиравшего поэта почти в отчаянии воскликнуть: <Не внемлет он и не дает ответа> [там же, с. 410]. Успенский надеется быть более удачливым в получении ответа от <непреоборимой безмолвности>, чем другие, потому что у него есть своя гипотеза: поэзия труда. Трудопоэзия Успенского - это единство социально-хозяйственного уклада крестьянского domus'a с неким обосновывающим этот уклад крестьянским мировосприятием, причем последнее по отношению к первому отнюдь не является производным. Это и есть тот крестьянский лад, где разделить хозяйственное, семейно-бытовое, социальное и культурное невозможно. — 266 —
|