|
"Я живу, Но лишь затем, чтоб умереть, и в жизни Я ничего не вижу, что могло бы Смерть сделать ненавистною мне, кроме Врожденной нам привязанности к жизни, Презренной, но ничем непобедимой: Живя, я проклинаю час рожденья И презираю самого себя". "Врожденная привязанность к жизни" рождает самые неожи¬данные и подчас курьезные версии смерти. В одних культурах она рассматривается как естественное завершение жизненного цикла, в других — как нечто неожиданное, недопустимое, эксцентричес¬кое. В 1984 г. вышла в свет моя книга "Возрожден ли мистицизм?" Она вызвала читательский интерес и огромное количество писем. Первую сотню писем я распределил по папкам, снабдив каждое крат¬кой аннотацией. Однако их число увеличивалось стремительно. Уже и другие издательства, не причастные к выпуску книги, стали полу¬чать отклики. Открывая утром почтовый ящик, я уже знал, что най¬ду в нем очередное "письмецо в конверте". Потом письма пошли из Армении, Болгарии, Польши, где вышли самые поздние по времени переводы книги... Но вот что поразительно — преобладающая часть почты, а ко¬личество писем перевалило уже за несколько тысяч, посвящена про¬блемам смерти. В моей книге эта проблема представлена двумя гла¬вами. Одна содержит изложение философских взглядов на феномен смерти, рассмотрены воззрения многих мыслителей — от Платона доТойнби. Другая рассказывает об опытах зарубежных реанимато¬логов, собирающих и изучающих рассказы тех, кто пережил кли¬ническую смерть. Смерть сегодня перестала быть закрытой темой. Сегодняшне¬му читателю трудно представить, что несколько десятилетий под¬ряд о смерти в нашей литературе по существу ничего не писали. Разумеется, это обернулось массовой деструкцией общественного сознания. Исток многих невротических расстройств, с которыми я сталкиваюсь, это результат замалчивания проблемы смерти. Мно¬гие люди испытывают огромную потребность в осмыслении траги¬ческих сторон жизни, в осознании той роли, которую эта проблема играет в нашей жизни. 440 441 Раздел IVПочему люди боятся смерти?^ С чего начать изучение проблемы? Еще в юности поразили меня мысли В. И. Немировича-Данченко о природе сценическо¬го действия. Великий режиссер рассуждал примерно так: актер¬ское поведение не может быть пассивным, безвольным. Даже состояние покоя можно выразить динамично. Скажем, человек умирает... Как это сыграть? Вот он лежит на диване, бессильно опустив руки... Нет, лучше совсем иначе: умирающий тянется к окну. Не хватает воздуха. Надо во что бы то ни стало добраться до стекла, разбить... Вдохнуть спасительную струю. Но сил уже нет. Оказывается, и угасание, чтобы вызвать ощущение правды, требует броскости, темперамента. — 331 —
|