|
Наше мировоззрение и тип жизнедеятельности не являются полностью продуктом свободного выбора, но имеют свои личностные предпосылки. Если внимательно на протяжении длительного времени проследить, как разные люди выходят из конфликтных и стрессовых ситуаций, то можно заметить три главные стратегии: 1) преодоление (coping), индивид преодолевает препятствие, изменяет окружающий мир; 2) приспособление, адаптация, индивид изменяет себя, приспосабливаясь к окружающей среде; и 3) уход (withdrawal), выключение из травматической, конфликтной среды или ситуации. Эти психологические стратегии этически нейтральны, их нельзя оценивать как плохие или хорошие, причем один и тот же человек может в разных ситуациях применять все три стратегии. Но если взять наиболее важные для него сферы деятельности, его личностная доминанта так или иначе непременно проявится. Лично для меня доминантой является уход: если я не могу изменить неприятную ситуацию, я предпочту приспособлению уход в другую сферу деятельности, среду и т. п. С этим связан и стиль мышления. Я недаром считаю себя прежде всего социологом. В отличие от философии, в которой принципиально возможны любые, самые невероятные допущения, классическая социология придерживается принципа реализма, ее важнейшая категория – категория возможности. Социологи значительно чаще бывают либералами или умеренными консерваторами, чем революционерами или крайними реакционерами. Мне может политически или этически очень импонировать некая идея, но если я не вижу, как ее можно реализовать, мое отношение к ней останется сдержанным. Радикальные перемены инициируют лишь те, кто готов добиваться невозможного, это свойство юности, а мне в 1988 г. исполнилось шестьдесят. Наконец, особенности темперамента. Я хорошо чувствую себя за письменным столом или в студенческой аудитории. На любых демонстрациях и митингах мне неуютно, у меня слабый голос, когда люди кричат, я предпочитаю молчать. К тому же, как историк, я боюсь «профессиональных революционеров», какие бы слова они ни говорили. Некоторые наши антикоммунисты начала 1990-х казались мне стопроцентными большевиками, у них тот же стереотип мышления: одни хотели начать заново всю всемирную историю, другие пытались зачеркнуть ее последние 70 лет. Мне часто вспоминались слова Гейне: Andre Zeiten – andre Voegel! Аndre Voegel – andre Lieder! Sie gefielen mir vielleicht, wenn ich andre Ohren hatte («Другие времена – другие птицы. Другие птицы – другие песни. Они, может быть, нравились бы мне, если бы у меня были другие уши»). — 89 —
|