Плодотворными были и связи с психиатрами. Андрей Евгеньевич Личко (1926–1996), крупнейший специалист по подростковой психиатрии и человек исключительно ясного ума, инициировал мой лекционный курс по проблемам сексуальности в Институте имени Бехтерева. Из этого курса выросла в дальнейшем моя сексологическая тематика. А с Виктором Ефимовичем Каганом и Юрием Львовичем Нуллером (1929–2003), однокурсником друга моей юности Славы Лапина, нас связывала личная дружба. Однажды мне даже довелось поучаствовать в психиатрической экспертизе. В книге «Открытие Я», объясняя феноменологию самосознания, я довольно подробно, с опорой на психиатрическую литературу, описал феномен и синдром деперсонализации. И вдруг приходит письмо из Самарканда. Студент-пятикурсник физического факультета по имени Фуркат (я его упоминал в другом контексте) написал, что страдает в точности теми симптомами, которые описаны в моей книге, а местные врачи утверждают, что у него должны быть также галлюцинации, которых у него нет, и лечат его электрошоком, не могу ли я ему помочь? Поскольку Нуллер занимался именно этим синдромом, я сразу позвонил ему, он сказал, что заочно обсуждать это бессмысленно, но, если парень приедет в Ленинград, можно будет разобраться. Я немедленно послал телеграмму в Самарканд, и через несколько дней Фуркат с матерью прилетели (оказалось, что семья врачебная, поэтому болезнью сына озаботились раньше, чем если бы это была крестьянская среда). Дом молодежи по моей просьбе предоставил им номер в гостинице (это была трудная задача). Нуллер их принял, мне пришлось их предупредить, чтобы не вздумали совать ему деньги (бесплатность советской медицины вообще была фикцией, а с приезжих из Средней Азии и с Кавказа деньги тянули вовсе нещадно, но Юра был безусловным бессребреником), дал какие-то лекарства и сказал, что придется несколько месяцев ждать. Если деперсонализация у Фурката – самостоятельный синдром, дело поправимо, если же это – симптом начинающейся шизофрении, дальше будет хуже. Самаркандские врачи знали только второй вариант, потому и применили электрошок, но эта терапия сама по себе может дать необратимые тяжелые последствия. В общем, Фуркату повезло. Из 100 000 тиража моей книги в Самарканд попало два экземпляра, один из которых купил его друг-однокурсник, стал читать и сказал: «Слушай, ведь тут написано про тебя!» Так это закрутилось. Сначала письма от Фурката были грустными, что ничего не меняется, потом его мама написала, что ему становится лучше (сам он так не думал), а затем пришло ликующее письмо, что все наладилось. Поскольку практическая польза философской литературы всегда проблематична, я этим случаем очень горжусь. — 160 —
|