|
Важные для психологов «технические» детали (как именно получены приводимые результаты) в философский текст вообще не влезали. Чтобы сделать достоянием советских психологов не только теорию Эриксона, но и данные о ее эмпирической проверке, я написал в отечественный журнал специальную обзорную статью, но редакция сочла, что из нее не ясно, «как к этим исследованиям относиться». Видимо, я чего-то «недокритиковал» (на идеологическом языке это называлось «объективизмом»). Не желая подчиняться редакторской перестраховке, я ответил, что к классическим работам следует относиться почтительно, а единственным способом проверки чужих теорий являются собственные исследования. Чтобы мой труд не пропал, я позвонил директору венгерского Института психологии Ференцу Патаки, и тот официально заказал мне две обзорные статьи (венгры были знакомы с западной наукой лучше нас, но этой литературы они не знали). Это была большая дополнительная морока (две внутренние рецензии, заключение комиссии, что в статье нет ничего секретного, получение разрешения Главлита и т. д.), но в общем-то всего лишь пустые формальности. В 1984—85 гг. обе мои обзорные статьи благополучно вышли в Будапеште, венгерские коллеги были за них благодарны; в оборот отечественной психологии эти данные вошли лет через десять, после того как в русском переводе появилась популярная книга Ремшмидта (1994). Короче говоря, мне не стыдно за эти книги. «Открытие Я» было переведено на семь языков, причем западногерманское издание было, как обычно, сильно расширено и дополнено, а книга «В поисках себя» – на пять языков, включая испанский и португальский. Когда в 1999 г. возник вопрос о переиздании «В поисках себя» (к сожалению, я не довел это дело до конца), просмотрев свои старые сноски, я испытал чувство гордости тем, что безошибочно определил наиболее перспективные направления исследований личности, превратившиеся с тех пор в международные научные школы (Эд Динер, Мелвин Кон, Пол Коста и Роберт МакКрэ и др.). В 1980-х гг. никто из советских психологов этих работ не читал. Интерес к теории личности способствовал установлению тесных контактов с психологами. На личном уровне они были и раньше. До создания отдельного факультета психология существовала в ЛГУ в качестве отделения философского факультета, мои отношения с Б. Г. Ананьевым, В. Н. Мясищевым, Л. М. Веккером, И. М. Палеем всегда были уважительными и дружественными. Из пяти человек, которым выражена благодарность в «Социологии личности», трое – Б. Г. Ананьев, А. А. Бодалев и Ю. А. Самарин – психологи. Именно Ананьев посоветовал «Советской педагогике» заказать мне статью о социологии половой морали (1966), во всяком случае, свое письмо они передали через него, а моя статья «Психология половых различий» (1981) посвящена его памяти, потому что он первым в советской психологии поставил эти вопросы. О дружбе с А. В. Петровским я уже говорил. Что касается собственно социальной психологии, то ощутимый вклад в нее внесли мои друзья-социологи В. А. Ядов и Г. М. Андреева, которая основала на психфаке МГУ лучшую в стране кафедру социальной психологии. Никаких дисциплинарных распрей, где кончается одна наука и начинается другая, не возникало. Близкой мне тематикой занимались и некоторые молодые психологи. В. С. Магун в дальнейшем стал выдающимся специалистом по психологии личности и социологии молодежи. А. П. Сопиков написал первую экспериментальную диссертацию о конформизме, проверив методику Соломона Аша на ребятах из «Орленка». Куаныш Муздыбаев написал превосходную книгу по психологии ответственности, которая могла служить примером социально-психологического исследования нравственных категорий. Близки мне были и психологические исследования Александра Эткинда, который позже стал известным культурологом и сейчас преподает в Кембридже. — 159 —
|