|
– При-ми-те ме-ры, – бормотал Варенуха, мигая вспухшими веками, – откуда он о нём знает и зачем меры?.. Это мистификация! Решили ничего не молнировать в ответ. Но ровно через пятнадцать минут появилась та же женщина, и Римский с Варенухой даже с мест поднялись навстречу ей. Женщина вынула из сумки не беленький, а тёмный листок. – Это становится интересным, – сказал Варенуха, ставя закорючку в книжке и отпуская злую женщину. На фотографической бумаге отчётливо чернели писаные строки. Варенуха без чинов навалился на плечо Римскому. «Вот доказательство: фотография моего почерка Молнируйте подтверждение личности Масловскому Строжайшее наблюдение Воландом Случае попытки выехать Москвы арестовать Лиходеев». Варенуха был известен в Москве как администратор, не имеющий себе равных. За двадцать лет своей деятельности он видал всякие виды. Но тут Варенуха почувствовал, что ум его как бы застилает пеленой, и он ничего не произнёс, кроме житейской, но нелепой фразы: – Этого не может быть! Римский поступил не так. Он поднялся, рявкнул в дверь: – Никого! – и собственноручно запер эту дверь на ключ. Затем достал из письменного стола пачку бумаг, начал тщательно сличать букву за буквой залихватские подписи Стёпы на ведомостях с подписью на фотограмме. Варенуха, навалившись, жарко дышал в щёку Римскому. – Это почерк Лиходеева, – наконец выговорил Римский, и Варенуха, глянув ему в лицо, удивился перемене, которая в нём произошла. Римский как будто бы постарел лет на десять. Глаза его в роговой оправе утратили свою колючесть и уверенность, и в них появилась не то что тревога, а даже как будто печаль. Варенуха проделал всё, что делает человек в минуты великого изумления, то есть и по кабинету прошёлся, и руки вздымал, как распятый, и выпил целый стакан жёлтой воды из графина и восклицал: – Не понимаю! Но Римский смотрел не на Варенуху, а в окно и думал. Положение финансового директора «Кабаре» было затруднительное. Нужно было тут же, не сходя с места, представить обыкновенные объяснения для совершенно необыкновенного явления. Римский зажмурился, представил себе Стёпу в ночной сорочке влезающим в Москве сегодня в какой-то сверхбыстроходный аэроплан, представил себе Казбек, покрытый снегом, и тут же эту мысль от себя отогнал. Представил себе, что не Стёпа сегодня говорил по телефону в Москве, и эту мысль отринул. Представил себе какие-то пьяные шутки при участии почты и телеграфа, фальшивые «молнии», опять – Стёпу в носках среди бела дня во Владикавказе, и всякое логическое здание в голове у Римского рухнуло, и остались одни черепки. — 179 —
|