– Да вот про несчастье про нонишнее… Про кабатчика… – Так что ж? Он дернул спичкой о рукав и едва ли слышал, что ему говорят. – Да так… болтаем… Душу, мол, бедняга свою погубил. – Какую душу? Быстро зажглась папироса и рассыпала кругом себя искры. – Какая душа? Что за чепуха! – Как же, вашкобродие? Душа-с! – Просто пьяница! Разумеется, чепуха! – А как же на том-то свете? – Ну, что вздор молоть!.. Не пьянствуй, и не раздавят… Чорт знает что! Душа! Молодая жена и новый кипящий самовар, заполонявшие его мысль, делали его речь веселой, отдававшей запахом «трын-травы». Бросив эти несколько слов развязно и весело, он развязно и весело унесся от группы вдоль платформы и бросил оставшимся на плотформе силуэтам еще два слова: – Конечно, чепуха!.. И скрылся в темноте, подпевая «Стрелочка»… – Нет, не чепуха! – довольно решительно проговорил какой-то из силуэтов, и темная фигура его вытянулась вверх, поглотив своею тенью все остальные темные силуэты. – И даже очень она не чепуха, душа-то! Появление развеселого начальника станции как бы разогнало мрачные мысли собеседников, и поэтому, не найдя сразу легкой темы для разговора, они не поддержали решительного заявления неизвестного оратора. Но это молчание не обескуражило оратора, и он тем же многозначительным тоном продолжал: – Чепуха! Сфорсил, да и горя мало!.. Это, стало быть, ты в бога не веруешь – нигилист, больше ничего!.. Коли бы ты верил в бога, так не посмел бы форсить… Я и сам был тоже вроде дубовой колоды, покуда не ударило меня в башку верой… Что мы все-то понимаем? Знаем богу молиться, свечки ставить, а понимать премудрость – не можем… А между тем, как привел мне бог пойтить сначала по рыбьей, а потом по куриной части, да дал мне талант и дозволил вникнуть, так я тепереча, братцы, и понял это дело!.. Да! Есть она, братцы, душа-то, есть она!.. Вот что я скажу, – а не «чепуха»! Не сразу публика взяла в толк то, что проговорил курятник; слишком много было в его речи смешано самых неподходящих друг к другу понятий и представлений. Бог, душа, рыбья часть, куриная часть. Всего этого переварить сразу темные силуэты не могли. Кто-то нз них попробовал было сказать обычное в затруднительных для российского обывателя случаях: «само собой!», то есть слова, которые, по-видимому, и могут быть приняты за ответ, но в сущности ровно ничего не означают (хотя даже в коммерческих делах употребляются постоянно), но сказал это как-то робко, почти шопотом, и замолк… — 377 —
|