– Не знаю! – равнодушно сказал собеседник, – не знаю уж… Премудро что-то… По моим мыслям выходит так, что окромя христианской души будто бы никаких прочих и не положено… А чтобы, например, куриная совесть… не знаю!.. Этого мы не можем!.. – То-то и есть, что не можете… _ Реферат был, очевидно, кончен и вопрос исчерпан, но так как поезд еще не приходил и время было у всех праздное, то окончить разговор на заключительных словах курятника было бы всей компании как-то не совсем удобно. Нужно было (все это чувствовали, как и в настоящих собраниях ученых обществ) что-нибудь возразить или дополнить… И точно, после некоторого молчания один из силуэтов, по голосу, кажется, тот самый, который тайну смерти кабатчика приписывал чорту, вдруг произнес: – Вот ты говоришь – выдумка, – сказал он курятнику. – Уж и точно, брат, навыдумано невесть чего!.. Иду я намедни по Петербургу, по Исаакиевской площади; вижу, едет господский хороший рысак в самой первейшей запряжке: что рысак, что сани, что сбруя, полость – тысячные. У кучера-то никак позумент какой. И что же ты думаешь? Вделаны, братцы вы мои, этому самому кучеру вот в это… перед богом говорю, не вру… вот это место… – Куда? – Вот… Перед богом, не вру!.. Вот что хочешь… вделаны, братцы мои, часы… – В это самое место? – Вделаны часы огромные, в пол-ладони… И таким родом барину их видно завсегда… Так кучеру-то совестно даже! – Это уж даже и распахнуться барин-то не желает? – Должно быть, что по секундам ездит… Стали, надо быть, уж по секундам ездить. Дорожат!.. Делов, должно быть, полон рот. – Ну, – сказал презрительно и небрежно курятник, – какие это выдумки. Нешто такие выдумки-то пошли!.. – Да, брат! Пошли выдумки, нечего сказать, ловкие. Голос, которым были сказаны эти слова, прямо свидетельствовал, что это говорит непременно «неплательщик» и «недоимщик», то есть простой, серый мужичонка. – Бывало, ездил я в Москве в извозчиках, так с Никольской на Нижегородку два рублика купец-то давывал… «Поезжай только скорей, мне надо узнать, не пришел ли товар»… а нониче побормотал в дудку через проволоку – вот тебе и все… На Нижегородку, на Смоленскую, куда хошь разговор идет по проволоке, а нашему брату – мат! – Телефон называется! – сказал курятник. – Агафон или Фалалей – нашему брату, мужику, всё от выдумок-то хуже да хуже… Давит нас выдумка на всех путях, жмет… А подати – подай… На этом выводе из всего вышесказанного, сделанном «серым» мужиком, прекратились в публике как мрачные мысли о несчастном событии дня, так и всякие фантастические мечтания, навеянные рефератом курятника. Серый мужик возвратил своим замечанием мысли всех присутствующих к действительности и закончил, таким образом, случайную беседу случайно встретившихся людей самым достойным образом, то есть так, как заканчивается в наши дни всякая беседа, о чем бы она ни началась. — 382 —
|