|
– Иди ты, пожалуйста! – с неменьшим раздражением ответила Софья Васильевна, быстро ушла в калитку и побежала вдоль темных сеней. Тьма, духота и гниль, охватившие Софью Васильевну, едва вступила она в первую комнату, и отсутствие Нади сразу подняли ее тоску до высшей степени. Захотелось сейчас же уйти отсюда, и она бросилась к окну, не обращая внимания на то, что рукав ее платья зацепил какой-то горшок или миску, стоявший на накрытом для ужина столе, и опрокинул все это на пол. – Это что такое? – воскликнул Павел Иваныч со двора, заслышав грохот падающей вещи. – Это еще что такое? – продолжал он, прибежав в комнату, где у окна стояла Софья Васильевна и старалась отворить плотно затворенную раму. – Это что такое? Что такое грохнулось?.. Рама распахнулась с шумом и треском. – Надя-а! Надя! – звала Софья Васильевна. – То есть, я говорю, тут сам чорт не сживет! – проговорил в величайшем гневе Павел Иваныч. – Тьфу ты… боже мой!.. Ну что ты зеваешь на всю улицу?.. Софья Васильевна безответной тишиной переулка убедилась, что Надя далеко, и, не раздеваясь, как была, села, почти упала на стул у подоконника, положив на него свою голову. – Ну какая там «Надя! Надя-Надя»… Опрокинула что-то!.. Что такое опрокинулось? – бормотал Павел Иваныч, ощупью направляясь к столу, на котором обыкновенно помещался ужин, и что-то искал руками. – Ну вот! – бормотал он… – Так и есть!.. И соль! Э-эх-ма! Уж неужели… неужели уж нельзя?.. Так и есть!.. Протекло!.. Эх-ма-а!.. «Надя-Надя»!.. Руки его в это время шлепали по скатерти, по полу, по луже пролитых щей, и потоки гнева увеличивались с каждой минутой. Когда же, поднимаясь с полу, Павел Иваныч сам опрокинул что-то со стола, гнев его дошел до высшей степени и заставил его убежать в другую комнату. – «Надя, Надя»! А что такое? С этими «Надями», прости господи… Тьфу!.. Ад, а не дом! – слышалось в спальне в то время, когда Павел Иваныч срывал с себя сюртук и жилет. – Посуда не посуда, бряк обземь!.. Больше нам забот нету… «Умру, умру!» А что такое – «умру!» Позвольте узнать?.. Сам чорт, кажется… Громкие всхлипывания, донесшиеся из комнаты, где была Софья Васильевна, прервали эти речи. Павел Иваныч приостановил свои ругательства, взглянул в дверь и увидал, что жена его все лежит на подоконнике, и шляпка, надетая на ней, колышется и дрожит отчего-то. Софья Васильевна горько плакала. Павел Иваныч поглядел на эту картину, сделал шаг вперед, попробовал было издали утешить жену, сказав: «эка важность, только пролилось...» Но видя, что это не помогает, подошел еще ближе и попробовал употребить более сильные утешения… — 62 —
|