– Обвиненьице? – Да что же я могу? Посуди ты сам! Ведь со взломом!.. Что же я тут сделаю?.. Я и так избавил ее от ареста… Больше я не могу. Это уж будет дело присяжных… Я слушал и молчал. Действительно, он ничего не мог сделать. – Я и то стараюсь как можно легче. Вот что я написал. Слушай. – И, вынув лист, он прочел обвинительный акт старухи, в котором попадались слова: «преступное намерение, ясно обнаруживается, первое», «заранее обдуманное», «со взломом, а потому я полагал бы…» – Ну? – сказал он, действительно в полной беспомощности и беззащитности относительно приведенных фраз, которых не писать он не мог, ибо других нет и нельзя. Я не возражал. Судить старуху, по расчету Куприянова, должны были не ранее, как через полгода. Проведя эти полгода в уединении и обществе моих завалящих приятелей, я опять пошел к Куприянову. – Поздравь меня! – сказал он: – теперь я бросил прокуратуру и поступил в присяжные поверенные. – Поздравляю. – Практика идет отличная. Недавно помирил двух помещиков и взял за это с них полторы тысячи. – Хорошо, – сказал я. – Теперь вон еще у меня есть дело… – Погоди, – перебил я его. – А старуха? – Теперь я ее защищаю… – Вот как! – Д-да! Теперь я ее защищаю… – А обвиняет-то кто ж? – Это уж не мое дело… И точно, старуха была оправдана. Но смысл этой истории долго пугал меня и заставлял плотнее забиваться в свой угол. – Отчего? Не знаю я – хороши ли такие люди, не знаю я – нужны и важны ли такие дела… Очерки и рассказы*Будка(Очерк)IНа углу двух весьма глухих и бедных переулков уездного города стояла будка; физиономия ее походила на те беседки с колоннами и куполом, которые встречаются на лубочных изображениях иностранных вилл, причем обыкновенно впереди виллы, в воде, плавают два лебедя друг против друга, сзади видны деревья, а по дорожкам прогуливаются господа в шляпах набекрень, в черных фраках, дети с обручами и дамы с зонтиками на плече; походила она также на те храмы муз, которые обыкновенно изображают на занавесях провинциальных театров; такому сходству весьма способствовала старинная архитектура будки; она действительно была с колоннами и куполом, а каменные ободранные стены ее были круглы; но некоторые, по-видимому, весьма ничтожные вещи, как, например, измазанная дверь с клоками истерзанной рогожи и войлока, приземистая черная труба, венчавшая вершину купола, и в особенности жестяная алебарда, видневшаяся всегда у колонн, весьма красноречиво доказывали наблюдателю, что видимое им здание не есть храм муз, но есть кутузка или сибирка; тем более что громадные калоши будочника Мымрецова, набитые для тепла соломой и постоянно торчавшие перед будкой на улице, – ни в каком случае не могли напоминать лебедей, плавающих перед иностранною виллой. — 207 —
|