|
Пять рублей, предъявленные в дерущейся семье как явное доказательство того, что теперь с этими деньгами старушка непременно исполнит свое намерение увезти дочь в город, почти моментально прекратили драку, ибо хотя смысл возгласа «не то время», «теперь, брат, уж не то» – весьма таинственен с первого взгляда, но сущность его – бедность и голод и «есть нечего»… Поэтому-то пять рублей, как деньги, внезапно явившиеся среди старого и нового голода, которые потому можно употребить по благоусмотрению, и прекратили драку. Как только драка прекратилась, старушка опомнилась, пришла в себя, сообразила, что сделала худо, и вознамерилась тотчас же отнести деньги назад. Она бегом побежала в дом священника, который на ту пору воротился из гостей и не знал, что подумать: двери были росперты, ребенок сидел на полу и кричал во все горло; шкаф, в котором лежали деньги, отворен, и денег нет. – Что ты это делаешь, Власьевна? Что это такое? – в изумлении и негодовании сказал священник старухе. – Твоя во всем воля, виновата! Секите голову! – говорила старушка в изнеможении. – Что ты с нами делаешь? Поднялся шум, в котором принимала участие матушка и порядочное количество народу, сбежавшегося смотреть на драку. – Не ждала я от тебя. Верь вот людям! – кричала она. – Что такое, матушка? – спрашивали зрители. – Да как же? оставили старуху, а она деньги вытащила из шкафа. – Власьевна-то? – Д-да-а! Власьевна! Ну-ка, думали ли, гадали ли? – Ах-ах-ах! – Секите, секите голову! – покорно твердила старушка, изнемогши от нравственной муки. Когда дело о покраже разъяснилось, батюшка и матушка совершенно утихли, простили старушку, попросили даже у нее прощения; но весть о покраже уже разнеслась по селу. Все старушку знали давно за женщину добрую и честную, и при всем том вышло так, что жалость всеобщая ничего тут путного сделать не могла. Волостной старшина первый опомнился от обуревавших его душу сожаления и соболезнования к старушке и инстинктивно припоминал, что порядок что-то требует. Он знал, как намыливали шею за упущения, и дорожил жалованьем, ибо был мужик-чиновник – тип, нарождающийся по русским деревням. – Как же быть, Иваныч? – сказал он писарю. – Надо как-нибудь… – Надо-то надо, да жаль. – Жаль, жаль. Да порядок-то, друг мой, требует. Что будешь делать! – Что делать-то! Добрая старушка, нечего сказать, а во вред порядку – нельзя! – Теперь мы ей помирволим, у нас пойдет и мужичье волочь что под руку попадется. — 205 —
|