|
«Не выходя из комнаты? – подумал Чернилов. – Что ж! Это, пожалуй, и ничего… Тут по крайности рожи не повредишь… Это можно…» Благое намерение Чернилова скоро имело не менее благие последствия; он тщательно высматривал план других провинциальных корреспонденций и скоро нашел, что сначала нужно несколько фраз с когда, а потом несколько фраз с тогда… Дело нехитрое; тем более, что дальнейший план писаний тысячу раз начертан петербургским приятелем. Вследствие всего этого в непродолжительном времени совершается следующая сцена: Вечер. Чернилов сидит за столом, склонившись над листом бумаги и запустив руку в волоса; он думает; три фразы, начинающиеся с когда, уже готовы, нужно еще одну или две, непременно… Что бы это такое? Владычица, помози… – Васька, уйди! – произносит Чернилов, топая на сынишку, который увивается около стола… Васька отходит, но не уходит… «Так что же бы еще-то? про пароходы? это внизу», – думает Чернилов и еще сердитее кричит на Ваську: – Уйди, говорю… Васька испуганными глазами смотрит на отца и держится за край стола, не идет… Папенькина рука описывает в воздухе полукруг, и раздается затрещина. Васька принимается голосить, а папаша, как бы вдохновленный свыше, макает поспешно перо и выводит: «…Когда воспитание детей не ограничивается затрещинами и основано на кротком внушении, с присовокуплением сладкого конфекта…» «Готово!» – сияя, думает Чернилов. Васька между тем, понимая всю прелесть сладкого конфекта, в дальней комнате дерет горло, насколько возможно драть его, а на Чернилова снова сходит тоска: «что бы еще?» Корреспондент в задумчивости принимается ходить взад и вперед… «Нейдет! – думает он… – Необходимо тово…» Он подходит к окну, становится на колени, нагибает бутыль… За ораньем Васьки не слышно, как булькают глотки один за другим… Через пять минут снова коленопреклонение… Еще через пять – снова. Потом в течение десяти минут – пять коленопреклонений. Потом в течение пяти минут – десять коленопреклонений. В результате оказывается, что Чернилов плохо владеет ногами. Направляясь к столу, он натыкается на стул, и в голове его мелькает опять приятная мысль. Кое-как улаживает он в руках перо и, помогая ему тыкающимся в бумагу носом, выводит такую фразу: «…Когда повсеместная трезвость не ищет с фонарем своего друга, когда упившегося столь же редко видеть, сколь редко видеть… и когда…» «Стой… сстой!.. счас это я…» – нервно думает Чернилов, напрягая пьяную голову, чтоб догнать какую-то только что мелькнувшую мысль… — 314 —
|