|
За маленькими заборами виднелись клоки травы, доедаемые теленком, привязанным веревкой к дереву, крошечная баня с опрокинутой у двери корчагой золы, стул, еле держащийся на ногах и поставленный здесь по случаю приготовления варенья, о чем свидетельствует выжженный на земле круг. Посреди улиц, усеянных сапожными обрезками, железными выварками, стклянками и ворохами какой-то кухонной шелухи, ребятишки играли «в Севастополь», ради чего запускали друг в друга горстями песку и пыли, протирали глаза, ревели и бежали жаловаться… Из одних ворот выскочил какой-то пьяный мастеровой, босиком, в одной рубахе с оторванным воротником. Голова его была всклокочена и нос разбит до крови. Начались крик и брань на всю улицу; выскочили какие-то бабы, солдаты, тоже подгулявшие. Остановившись у лачуги, в которой обитал Зайкин, я постучал в окно, состряпанное из кусков побуревших стекол, и скоро в окне показалась фигура девицы-мещанки в растерзанном платье. Рукою, обнаженною, благодаря разодранному рукаву, до самого плеча, она как-то испуганно отворила окошко и пискливо произнесла, предварительно вспыхнув: – Кого вам? – Гаврилу Иваныча. – Ах-с… Гаврилу-с… Он сейчас… Ах, господи! Девица переконфузилась и засовалась по комнате. Несмотря на грязь шеи, ушей и вообще всей физиономии, она зарделась, как маков цвет. – Они сейчас идут. Скоро отворилась калитка, и Зайкин предстал моим взорам весь мокрый… – А, дорогие гости, – весело говорил он. – А я умываюсь… Жарко… Цыц! Пошел прочь! Шарик!.. Молчать!.. Пожалуйте-с. В сад не угодно ли? – Пойдемте. – Сделайте милость, я сейчас стульчик вам… Маша! Стул… Нет ли там стульев каких? Ай вы оглохли?.. – Да не суетись! – Что такое, господи! Стулья у нас есть, сколько угодно… Маша! Поищи-кось там каких-нибудь стульев, покрепче какой… Все переломано!.. Пожалуйте пока в беседку… там того… тумбы этакие. Присядьте покуда. Зайкин пустился за стульями и скоро притащил их целую пару. – Орал, орал, а она, шельма, забилась в угол… боится, – бормотал он, расставляя стулья. – Кто? – Да Марья! Вот этот никак покрепче стул-то… Али этот? Нет, вот, вот! Прошу покорно!.. Такая дурашная девка… Совсем как очумелая. Мать-то уж оченно травленая баба, ну, и… Жильцы наши… Зайкин был в рабочем фартуке. Поставив стул рядом с моим, он опустился на траву и прилег. – Жара! – произнес он спустя немного. – Да и скука… – Ай вы скучаете? – А что? – Да как же? Чему вам-то скучать? У вас, кажется, первое удовольствие книга, лежи да почитывай. — 156 —
|