– О, боже! – воскликнул Рудин… Но Наталья уклонилась и ушла. Рудин постоял немного, потом вышел медленно из беседки. Луна ясно осветила его лицо; на губах его блуждала улыбка. – Я счастлив, – произнес он вполголоса. – Да, я счастлив, – повторил он, как бы желая убедить самого себя. Он выпрямил свой стан, встряхнул кудрями и пошел проворно в сад, весело размахивая руками. А между тем в сиреневой беседке тихонько раздвинулись кусты и показался Пандалевский. Он осторожно оглянулся, покачал головой, сжал губы, произнес значительно: «Вот как-с. Это надобно будет довести до сведения Дарьи Михайловны», – и скрылся. VIIIВозвратясь домой, Волынцев был так уныл и мрачен, так неохотно отвечал своей сестре и так скоро заперся к себе в кабинет, что она решилась послать гонца за Лежневым. Она прибегала к нему во всех затруднительных случаях. Лежнев велел ей сказать, что приедет на следующий день. Волынцев и к утру не повеселел. Он хотел было после чаю отправиться на работы, но остался, лег на диван и принялся читать книгу, что с ним случалось не часто. Волынцев к литературе влечения не чувствовал, а стихов просто боялся. «Это непонятно, как стихи», – говаривал он и, в подтверждение слов своих, приводил следующие строки поэта Айбулата*: И до конца печальных дней Ни гордый опыт, ни рассудок Не изомнут рукой своей Кровавых жизни незабудок. Александра Павловна тревожно посматривала на своего брата, но не беспокоила его вопросами. Экипаж подъехал к крыльцу. «Ну, – подумала она, – слава богу, Лежнев…» Слуга вошел и доложил о приезде Рудина. Волынцев бросил книгу на пол и поднял голову. – Кто приехал? – спросил он. – Рудин, Дмитрий Николаич, – повторил слуга. Волынцев встал. – Проси, – промолвил он, – а ты, сестра, – прибавил он, обратясь к Александре Павловне, – оставь нас. – Да почему же? – начала она. – Я знаю, – перебил он с запальчивостью, – я прошу тебя. Вошел Рудин. Волынцев холодно поклонился ему, стоя посреди комнаты, и не протянул ему руки. – Вы меня не ждали, признайтесь, – начал Рудин и поставил шляпу на окно. Губы его слегка подергивало. Ему было неловко; но он старался скрыть свое замешательство. – Я вас не ждал, точно, – возразил Волынцев, – я скорее, после вчерашнего дня, мог ждать кого-нибудь – с поручением от вас. – Я понимаю, что вы хотите сказать, – промолвил Рудин, садясь, – и очень рад вашей откровенности. Этак гораздо лучше. Я сам приехал к вам, как к благородному человеку. — 167 —
|