|
В половине десятого Рудин уже был в беседке. В далекой и бледной глубине неба только что проступали звездочки; на западе еще алело – там и небосклон казался ясней и чище; полукруг луны блестел золотом сквозь черную сетку плакучей березы. Другие деревья либо стояли угрюмыми великанами, с тысячью просветов, наподобие глаз, либо сливались в сплошные мрачные громады. Ни один листок не шевелился; верхние ветки сиреней и акаций как будто прислушивались к чему-то и вытягивались в теплом воздухе. Дом темнел вблизи; пятнами красноватого света рисовались на нем освещенные длинные окна. Кроток и тих был вечер; но сдержанный, страстный вздох чудился в этой тишине. Рудин стоял, скрестив руки на груди, и слушал с напряженным вниманием. Сердце в нем билось сильно, и он невольно удерживал дыхание. Наконец ему послышались легкие, торопливые шаги, и в беседку вошла Наталья. Рудин бросился к ней, взял ее за руки. Они были холодны, как лед. – Наталья Алексеевна! – заговорил он трепетным шёпотом, – я хотел вас видеть… я не мог дождаться завтрашнего дня. Я должен вам сказать, чего я не подозревал, чего я не сознавал даже сегодня утром: я люблю вас. Руки Натальи слабо дрогнули в его руках. – Я люблю вас, – повторил он, – и как я мог так долго обманываться, как я давно не догадался, что люблю вас!.. А вы?.. Наталья Алексеевна, скажите, вы?.. Наталья едва переводила дух. – Вы видите, я пришла сюда, – проговорила она наконец. – Нет, скажите, вы любите меня? – Мне кажется… да… – прошептала она. Рудин еще крепче стиснул ее руки и хотел было привлечь ее к себе… Наталья быстро оглянулась. – Пустите меня, мне страшно – мне кажется, кто-то нас подслушивает… Ради бога, будьте осторожны. Волындев догадывается. – Бог с ним! Вы видели, я и не отвечал ему сегодня… Ах, Наталья Алексеевна, как я счастлив! Теперь уже ничто нас не разъединит! Наталья взглянула ему в глаза. – Пустите меня, – прошептала она, – мне пора. – Одно мгновенье, – начал Рудин… – Нет, пустите, пустите меня… – Вы как будто меня боитесь? – Нет; но мне пора… – Так повторите по крайней мере еще раз… – Вы говорите, вы счастливы? – спросила Наталья. – Я? Нет человека в мире счастливее меня! Неужели вы сомневаетесь? Наталья приподняла голову. Прекрасно было ее бледное лицо, благородное, молодое и взволнованное – в таинственной тени беседки, при слабом свете, падавшем с ночного неба. – Знайте же, – сказала она, – я буду ваша. — 166 —
|