— Чучело-чумичело-гороховая-куличина, подай челнок, заметай шесток! — сказала Зайка по-разбойничьи. И когда растворилась дверь и Зайка попала в подземелье, захлопала Зайка в ладошки от радости: все как стояло на своем месте, так и осталось стоять, — и семивинтовый стол, и черная шкатулка, и банки с золотыми рыбками. Узнала Зайку Мышка-хвостатка, бросилась к Зайке с золотым ключиком. Взяла Зайка у Мышки ключик, и захотелось ей наперед рыбку поймать, только одну, самую маленькую. А как поймала Зайка рыбку, — Буроба тут как тут. — А, — говорит, — попалась! Тут Зайка сложила ручки крестиком да бултых в банку прямо в рыбкам. И рыбкой, не Зайкой, поплыла. 10Двенадцать родилось молодых месяцев, и один за другим двенадцать ясных они рождались слева. С левой стороны показались месяцы рогатые старому коту Котофею Котофеичу. И Кот вздыхал тяжко. Недоброе предвещали месяцы: не было Зайки, не возвращалась Зайка беленькая к себе в башенку. И бросили Белки коленые орешки грызть, помчались в лес разыскивать Зайку, но и Белок не было, не возвращались Мохнатки в башенку. И сидела в Зайкиной кроватке Лягушка-квакушка под Зайкиной думкой, квакала. — Кис-Кис! — кто-то кликал, как Зайка, в долгие ночи. — Чучело-чумичело-гороховая-куличина, выручи! — мяукал жалобно Котофей Котофеич, не отставал от Чучела. Но Чучело, измазанный мышиной мазью, без головы ничего не мог выдумать. — У меня, кум, что-то вроде мышиной головы пробивается, и я боюсь, ты меня поймаешь и съешь. — Да не съем, — клялся Кот, — провалиться мне на месте, не съем тебя, только выручи! — Ладно. Неладно было в башенке, пусто: ни стрекотни, ни говора, ни смеха. Только Васютка, сынишка Кучерищев, свистел в трубе, пересвистывал визгливо. И ночью приходила, приникала к окну темными лохмами, застила свет, а Котофей Котофеич все сидел у окна пригорюнившись, не спускал глаз, глядел на дорогу. В окне сидел Кучерище. Привязался Кот к Кучерищу, а Кучерище к Коту. Оба в оба глядели. — Надоумь меня, Демьяныч! — мяукал Кот. Кучерище ощеривался: — Дай сроку, Котофеич, все устроится. И молча выползал Червячок из ямки. Рос Червячок, распухал, надувался, превращался в огромного страшного червя, потом опадал, становился маленьким и червячком уползал к себе в ямку. — Кис-кис! — кто-то кликал, как Зайка, из ночи и грустно и жалостно. Огонечек в фонарике таял. 11Ранним утром, еще Петушок-золотой гребешок не примаслил головки, вышел Котофей Котофеич из башенки выручать свою Зайку. — 61 —
|