|
Где бы она ни была, куда бы ни приехала, с кем бы ни заговорила, везде и от всех слышала только одно: хвалу новому помпадуру. Полициймейстер хвалил в нем благородство души, правитель канцелярии – мудрость, исправник – стремительность и натиск. – Вы, Надежда Петровна, что думаете? – говорил исправник, – вы, может быть, думаете, что он там на балах или на обедах… что он пустяками какими-нибудь занимается… на плечи наших барынь облизывается?.. Нет-с! он мероприятие обдумывает! Он уж у нас такой! он шагу не может ступить, чтобы чего-нибудь не решить! – Так-то так, – задумчиво отвечала Надежда Петровна, – да боюсь я… – Чего же вы боитесь? вы, может быть, думаете, что он на руку тяжел? Напрасно-с! он у нас вот как: мухе зла не сделает! вот он у нас каков! Заволновалась и добрая старушка Проходимцева, про которую в городе говорили, что она минуты не может прожить, чтобы не услужить. Но помпадур был робок, что?, впрочем, отчасти объяснялось уже тем, что в самом формуляре его было отмечено, что он не был в походах. Он легко обдумывал мероприятия, но чуть только выходил на арену практической деятельности, оказывался слабым и вялым. Все его действия относительно Надежды Петровны были нерешительны и даже просто глупы. Так, например, однажды, на каком-то званом обеде, он, в ее глазах, похитил со стола грушу, положил в карман и после обеда, подавая ее Надежде Петровне, каким-то отчаянным голосом сказал: – Кушайте! – На что мне? – изумилась Надежда Петровна. – Так… это так! – почти закричал он, как будто воровство груши терзало его сердце. И вслед за тем как-то так глупо заржал, что старая помпадурша не могла не подумать: «Господи! да какой же он, однако, глупушка!» В другой раз, на балу, он долгое время стоял молча подле нее и вдруг проглаголал: – Как бы я желал, чтобы в вашем доме случился пожар! – На что ж это вам? – изумилась Надежда Петровна. – Так! Я бы… я бы собственноручно вас вынес из пламени! В третий раз он ее спросил: – Вы когда-нибудь целуете вашего Бламанже?? – Зачем вам? – Хочу знать! – Не слишком ли вы любопытны? – Хочу знать! – Н-не… иногда… – Отлично! а знаете ли вы, что ваш Бламанже? на скорохода похож? В четвертый раз он накинулся на Бламанже? и начал его целовать. – Что вы делаете? – испугалась Надежда Петровна. – Целую. – Да перестаньте же! разве не видите, что он весь посинел? – Целую! – повторял он, обнаруживая какое-то неестественное ожесточение. — 39 —
|