|
– Повтори! повтори! как ты это сказал? – Messieurs! Митенька говорит, что у него есть какие-то «лучшие» силы. – Да разве в тебе, Козленок, что-нибудь есть, кроме золотушного худосочия? И т. д. и т. д. Но Козлик был себе на уме и начал все чаще и чаще похаживать к своей тетушке, княжне Чепчеулидзевой-Уланбековой, несмотря на то что она жила где-то на Песках и питалась одною кашицей. Ma tante Чепчеулидзева была фрейлиной в 1778 году, но, по старости, до такой степени перезабыла русскую историю, что даже однажды, начитавшись анекдотов г. Семевского*, уверяла, будто бы она еще маленькую носила на руках блаженныя памяти императрицу Елизавету Петровну. – Красавица была! – шамкала старая девственница, – и бойкая какая! Однажды призывает графа Аракчеева, – или нет… кто бишь, Митя, при ней Аракчеевым-то был? – Le g?n?ral M?nich, ma tante[19], – отвечал Митя наудачу. – Ну, все равно. Призывает она его и говорит: граф Петр Андреич!..* Но, высказавши эти несколько слов, старуха уже утомлялась и засыпала. Потом, через несколько минут, опять просыпалась и начинала рассказывать: – Ведь этот Данилыч-то из простых был!* Ну да; покойница бабушка рассказывала, что она сама раз видела, как он к покойной великой княгине Софье Алексеевне… а как Хованский-то был хорош! Покойница царица Тамара сама говорила мне, что однажды на балу у Матрены Балк… Одним словом, это была старуха бестолковая, к которой собственно и не стоило бы ездить, если б у нее не было друга в лице князя Оболдуй-Тараканова*. Князь был камергером в то же самое время, когда княжна была фрейлиной; годами он был даже старше ее, но мог еще с грехом пополам ходить и называл княжну «ma ch?re enfant»[20]. В то время, когда Козлику исполнилось тридцать лет, князь еще не совсем был сдан в архив, и потому, при помощи старых связей, мог, в случае надобности, оказать и протекцию. Однажды вечером, когда старики уже досыта наговорились, Козлик не без волнения приступил к действительной цели своих посещений. – Ma tante, – сказал он, – я хотел бы пристроиться. – Что ж, мой друг, это доброе дело! Вот если б жива была покойница Машенька Гамильтон… – Mais comme il l’a trait?e, le barbare![21] – вставил от себя словцо старик-князь. – Pardon, ma tante, я не об этом говорю… Мне хотелось бы пристроиться, то есть место найти. – Так что ж, мой друг! Я могу об этом государю написать! Козелковы всегда были в силе; это, мой друг, старинный дворянский дом! Однажды, блаженныя памяти императрица Анна Леопольдовна… — 43 —
|