– Да, брат, власть! – Только тверди и звезд небесных еще соделать не может! – А рыбу может всякую! – И небезвыгодно? – Какое, к черту, безвыгодно! ты пойми, сколько в Москве стерлядь-то стоит! – Что ж, это дело хорошее! может, и крестьяне около вас позаймутся. Молчат. Кондратий Трифоныч слегка зевает. – Я нонче все буду сам! лес рубить буду сам! молоко в Москву возить – сам! торф продавать – сам! – говорит он, приходя внезапно в восторг. – Доброе, сударь, дело! – отвечает батюшка. – Нонче, брат, не то, что прежде! нет, брат, шалишь! нонче везде все сам: и посмотри сам, и свесь сам, и съезди везде сам, и опять посмотри, и опять свесь! Кондратий Трифоныч, говоря это, суетится и тыкает руками, как будто он в самую эту минуту и смотрит, и весит, и куда-то едет. – Это точно; и предки наши говаривали: «Свой глазок-смотрок!» – Предки-то наши только говаривали, а сами одну навозницу соблюдали! Батюшка снисходительно улыбается. Водворяется молчание. – Хорошо бы машину какую-нибудь выдумать! – говорит Кондратий Трифоныч. – Про какую такую машину говорить изволите? – Ну, да какую-нибудь… чтоб и жала, и косила, и лес бы рубила, и масло бы пахтала… и везде бы один привод действовал! – Слышно, англичане много всяких машин выдумывают! – Сидел бы я себе дома, да делал бы, да делал бы машины, а потом в Москву продавать возил бы. – Вот бог англичанам на этот счет большую остроту ума дал! – настаивает батюшка. – А нашим не дал! – Зато наш народ благочестием и благоугодною к церкви преданностью одарил! – Ну, и опять тебе говорю: кого ты своими благоглупостями благоудивить хочешь? Батюшка окончательно конфузится и закусывает губы. Напротив того, Кондратий Трифоныч воспламеняется и постепенно входит в хозяйственный азарт. Он объясняет, что можно налима с лещом совокупить и что из этого должна произойти рыба, у которой будут печенки и молоки налимьи, а тёшка лещиная; он объясняет, что примеры подобного совокупления случались и в природе: стерлядь совокупилась с осетром, и вышла рыба шип , которую он ел на обеде у губернатора. – Не у теперешнего, – прибавляет он, – теперь у нас какой-то гордишка, аристократишко какой-то, а вот у прежнего, у генерала Слабомыслова! Он объясняет батюшке, какую он машину выпишет: и дрова таскать будет, и пахать будет, и воду носить будет, и топить ее будет не дровами, а землей, – все землей! – Работников, брат, мне с этой машиной совсем не надо! – прибавляет он. — 93 —
|