Хрептюгин (решительно ). Не прикажете ли холодненького, ваше высокородие? Фурначев . Не нужно! Хрептюгин . Или из закусок чего-нибудь? Фурначев . Это… можно. Сцена XIТе же и лакей. Лакей (подает Хрептюгину письмо ). С почты-с. Хрептюгин (рассматривая письмо ). От кого бы? А! от Антонионаки! (К Фурначеву .) Позволите, ваше высокородие? Фурначев . Можешь. Доброзраков . Ишь ведь, и знакомые-то у него какие: все аки да ндросы !* Живновский . Питейная часть-с… греки, римляне, финикияне… вавилон-с! Фурначев снисходительно смеется. Хрептюгин (читает ). «Спешу уведомить тебя, любезный друг Иван Онуфрич, что дело о твоем чине приняло самую неприятную турнюру. Известный тебе и облагодетельствованный тобой столоначальник оказался величайшим вертопрахом, ибо не только не употребил врученных тобою денег по назначению, но, напротив того, истратил их все сполна на покупку картин непристойного содержания»… (Останавливается совершенно растерянный .) Гм… да… эта штука… могу сказать… ловкая, черт побери! (Усмехается и вздрагивает .) Дмитрий Иваныч (подбегая к отцу ). Ну что ж за беда! надо еще жертвовать – вот и все! есть от чего приходить в отчаяние! Живновский . Правильно! это значит только, что карьер нужно сызнова начинать! Доброзраков . Может, вы недоложили сколько-нибудь, Иван Онуфрич? Хрептюгин (в раздумье ). Нет, да что ж это такое? Жизни, что ли, они меня хотят лишить? (К Фурначеву ). Ваше высокородие!.. Фурначев . Жаль мне тебя, Иван Онуфрич! Пострадал, брат, ты… это именно, что пострадал! Однако ты еще в том можешь утешение для себя сыскать, что совесть у тебя спокойна… а много ли, скажи ты мне, много ли найдешь ты на свете людей, которые с чистым сердцем могут взирать на своего ближнего? Ты вот что в соображение, друг мой, возьми… и утешься! Живновский . Позвольте, благодетель, я стишки вам на этот случай скажу… я ведь в молодых-то летах на все руки был, даже и стихи сочинял… (Припоминает .) Как бишь? «Не унывай»… «не унывай»… «не унывай»… эх, позабыл, канальство! ну, да все равно… главное-то «не унывай»… стало быть, и вам унывать не следует. Хрептюгин (тоскливо ). Господи! денег-то, денег-то что изведено! Занавес опускается. Для детского возрастаВечер. Юный поэт Кобыльников (он же и столоначальник губернского правления) корпит над мелко исписанным листом бумаги в убогой своей квартире и с неслыханным озлоблением грызет перо и кусает ногти. Уже седьмой час; еще час, и квартира советника Лопатникова озарится веселыми огнями рождественской елки; еще час, и она выйдет в залу, в коротеньком беленьком платьице (увы! ей еще только пятнадцать лет!), выйдет свеженькая и улыбающаяся, выйдет вся благоухающая ароматом невинности! — 51 —
|