– Превосходно! – отозвались присутствующие. Наградин крепко пожал руку Корытникову и тут же заказал для всей компании пуншу. – Я, с своей стороны, на переделку согласен, – отозвался Благолепов, – но зачем же вы опустили, что заседатели в носу ковыряют? – Это подробность, которая мало идет к делу, – отвечал Корытников. – Нет, я не могу с этим согласиться! нет, это не подробность, а, так сказать, занятие их жизни! Я требую, чтоб это обстоятельство не было выпущено из вида! – Что ж, Иван Фомич, можно потешить малого! – снисходительно заметил Наградин. – Я желаю, чтоб было сказано так: «придут в суд и, ковыряя в носу , слоняются из угла в угол»… – настаивал Благолепов. Спор был в самом разгаре, когда появился пунш. Купец Босоногов, как бы в ознаменование важного события, превзошел самого себя, и по комнате внезапно разлился тот острый запах клопов, который, по мнению канцелярских служителей, составляет непременное условие отличного пунша. – Пожалуйте! – сказал Наградин, приветливо приглашая присутствующих. – Хлеб наш насущный даждь нам днесь*, – произнес Пульхеров, вздыхая и почесывая себе коленки. – Разве за здоровье гласности выпить! – отозвался Столпников. И вновь полилась шумная беседа, вновь полились словоизвержения, словопрения, словоизлияния… И вечер кончился бы прекрасно, если бы не подгадил предатель Попков. Когда уж было достаточно выпито, он вдруг ни с того ни с сего начал придираться к автору. – А ведь ты тово… ты, брат, сквернослов! – сказал он, обращаясь к Корытникову. – Господину Попкову, кажется, не нравится статья моя? – возразил Корытников, несколько приосанясь. – Да ты скажи, чему в ней нравиться-то? – сквернословие пополам с пустословием – вот и все! При этих словах Корытникову сделалось холодно, несмотря на достаточное количество выпитого пунша. Только теперь он сообразил, что сделал великую глупость, признав себя перед Попковым автором неприязненной городничему статьи. – Я надеюсь, однако, господа, что здесь сидят благородные люди, которые не употребят во зло моей откровенности! – проговорил он, несколько заикаясь. – Держи карман, «благородные»! – сказал Попков, язвительно усмехаясь. – Да он не скажет! – успокоивал Наградин. – Ан скажу! отсохни у меня язык, если не скажу! – с своей стороны уверял Попков. – После этого, позвольте мне возразить вам, господин Попков, что вы подлец! – сказал Корытников, сам не помня, что говорит. — 338 —
|