|
Когда его привели в полицию, градоначальник наш был крайне изумлен и даже огорчен. – Ба! Иван Фомич! какими судьбами! – воскликнул он, простирая к нему руки. – Да вот, благодаря вашим сбиррам*…а быть может, и лично вам, – ответил Корытников и вдруг затрясся всем телом. – Ах, что это за свиньи народ! – в отчаянии закричал Федор Ильич, – ну, что прикажете с такими анафемами делать! Эй, кто тут есть! позвать ко мне старшо?го! – Прикажите, по крайней мере, мне руки на первый раз развязать! – осмелился заметить Корытников. – Как! и руки связаны! ну, скажите на милость! – счел долгом вновь изумиться Федор Ильич. Одним словом, оказал отеческую заботливость; назвал себя свиньею и старым дуралеем; извинился за полицейских; извинился за себя; извинился чуть не за всю полицию Российской империи. Оказалось, что это было одно недоразумение, происшедшее от того, что подлецы полицейские не наметались еще отличать людей образованных от необразованных. Попкову, как главному виновнику недоразумения, была посулена отставка, причем Федор Ильич энергически погрозил ему кулаком. Не стану описывать дальнейших приключений Корытникова; скажу, однако ж, что программа стряпчего была не только выполнена, но даже и украшена значительными присовокуплениями. Происшествия и так называемые истории как будто взапуски ловили бедного публициста; не успевал он освободиться от одного казуса, как из-за угла ждал его уже другой. Явились девицы, которые положительным образом доказывали, что они шли себе по ровному месту, и шли бы благополучно таким манером и до сей минуты, но, повстречавшись с Корытниковым, вдруг оступились. Число этих оступившихся было так велико, что весь город отшатнулся от виновника стольких падений, а городничиха даже отплевывалась каждый раз, как при ней произносили фамилию Корытникова. Сам начальник края усумнился и счел долгом пригласить к себе на совет директора училищ. – Что это у вас в Глупове… Дон-Жуан какой-то… mille е tre![208] – сказал начальник края, кстати вспомнив фразу Ле-порелло из Моцартова «Дон-Жуана». – Молодой человек-с, ваше превосходительство! – отвечал директор, умильно осклабляясь. – Однако ж, все-таки! Александр Македонский был великий человек, но зачем же стулья ломать! – заметил начальник края, вспомнив кстати фразу из «Ревизора». – Как прикажете, ваше превосходительство! – Да я полагал бы покончить это домашним образом… ха-ха!.. mille e tre! Я полагаю, всего лучше перевести его в другое место… подальше от Дульциней! — 340 —
|