|
«Виды и предположения: 1) Биржа. Правильность торговли. Огромные запросы и так далее. Развить. 2) Грамотность. Смягчение нравов. Уменьшение преступлений. Облегчение обязанностей полиции и т. д. Развить. 3) Пути сообщения, а буде можно, то и железные дороги . Сколько средним числом провозится ежегодно товаров до Н. пристани? Развить. 4) Фабрики и заводы. Польза от них. Средства к достижению сего: поощрения и награды. (Известно, что русские купцы и т. д.) Развить. Весьма обяжете, ежели все сие исполните в возможно непродолжительном времени». Прочитав эту записку, я струсил. С одной стороны, меня, конечно, соблазняла красивая сторона предприятия; с другой, я не мог не испугаться его огромности. Но напрасны были мои опасения. Генерал был так добросовестен, что счел необходимым, предварительно принятия решительных мер относительно развития торговли и промышленности, посоветоваться об этом с почетнейшими лицами торгующего сословия. Эта добросовестность испортила, однако ж, все дело. При первом намеке на возможность учреждения биржи купцы попадали в обморок, несмотря на то что все они были телосложения необыкновенно крепкого и с честью выдерживали самые побои. – Что-о? – сказал Семен Семеныч грозно, – стало быть, вы сопротивляться задумали? – Помилуйте, ваша милость, уж очень это будет для нас обидно, – отвечал один из купцов, прежде всех очнувшийся, – нельзя ли заместо биржи-то просто чем ни на есть обложить нас на общеполезное устройство? – Что-о? ты что за выскочка? и как ты смеешь за всех говорить?.. Николай Иваныч, запишите его фамилию! Между торговцами воцарилось молчание; передняя шеренга держала руки по швам. – Так вот, друзья мои, – продолжал Семен Семеныч, – вы слышали мои слова, знаете мои желания… остается, следовательно, изыскать средства к приведению их в исполнение… Конечно, некоторые из вас, как видно, еще не понимают намерений, которые клонятся единственно к вашей же пользе, но само собой разумеется, что это не должно останавливать ни меня в моих предположениях, ни вас в содействии к выполнению их. Сказав это, Семен Семеныч удалился, и долг справедливости заставляет меня сказать, что он не только не дрался в этом случае, но даже и за бороду никого не вытряс. Но дело не удалось. Купцы, оставленные на произвол судеб, без кормила и весла, объявили, что для них затея Семена Семеныча слишком обидна, чтоб они решились сами на себя руку наложить. – Ну что, как наше дело? – спросил меня генерал, когда я, после продолжительного совещания с обществом, явился к нему с отчетом. — 15 —
|