|
– Ах, тетонька, вы меня завсегда в конфузию приводите, – проговорила девица, как будто нехотя подвигаясь вперед. – Подь, чего стыдиться-то! подь, касатка, – барин доброй! Мы здесь, ваше благородие, в дикости живем, окроме приказных да пьяного народу, никого не видим… Было и наше времечко! тоже с людьми важивались; народ всё чистый, капитальный езживал… ну и мы, глядя на них, обхождения перенимали… Попроси, умница, его благородие чайком. – Я чаю не буду пить, Мавра Кузьмовна, теперь уже поздно, да и дело мне есть до тебя. – Чтой-то, батюшка, уж будто дело горит! дело делом, а чай чаем: выкушай, родимый. – Уж сделайте такое ваше одолжение, господин граф, – пролепетала Аннушка, складывая губы на манер сердца, – мы завсегда с приезжими учтивыми кавалерами компанию иметь готовы, по той самой причине, что и сами обхождением заимствоваться оченно желаем… – Просим выкушать! – настаивала, с своей стороны, Кузьмовна, – у меня, сударь, и генералы чай кушивали… Тоже, чай, знаете генерала Гореглядова, Ардальона Михайлыча – ну, приятель мне был. Приедет, бывало, в скиты, царство ему небесное: «Ну, говорит, Кузьмовна, хоть келью мы у тебя и станем ужотка зорить, а чаю выпить можно»… Да где же у тебя жених-от девался, Аннушка? Ты бы небось позвала его сюда: все бы барину-то поповаднее было. – А у вас в доме и свадьба? – спросил я. – Как же, сударь; тоже за благородного Аннушку выдаю: больно уж смирен парень-эт… да позови же Алексея-то Иваныча. – Они, тетонька, в присутствие пошли: сказывают, делов оченно много. – Как же ты отдаешь племянницу за чиновника? ведь он не дозволит ей в старых-то обычаях оставаться. – И, батюшка! об нас только слава этта идет, будто мы кому ни на есть претим… какие тут старые обычаи! она вон и теперича в немецком платье ходит… Да выкушай же чайку-то, господин чиновник! Нечего делать, я должен был согласиться выпить чаю среди бела дня. – Однако признайся, Кузьмовна, – сказал я, когда Аннушка вышла, – знала ты, что я сегодня у тебя буду? Мавра Кузьмовна пристально взглянула на меня и как будто призадумалась. – Почем же я тако дело знать могу? – сказала она немного погодя. – Однако вспомни: может быть, и знала. – Нет, ваше благородие, нам в мнениях наших начальников произойти невозможно… Да хоша бы я и могла знать, так, значит, никакой для себя пользы из этого не угадала, почему как ваше благородие сами видели, в каких меня делах застали. — 289 —
|