|
– Чем же бы, ты, однако ж, заменил слово «граждан»? – А «обыватели» на что! И для тебя спокойно, и особенно гнусного ничего нет. «Честь и спокойствие обывателей» – чем худо? – Гм… да… вы как думаете? – обратился Молчалнн 2-й ко мне. – По-моему, «граждане» возвышеннее; но коль скоро общественная безопасность этого требует, то отчего же не припустить и «обывателей»!.. – Так уж я… Он помуслил карандаш, поскреб им на полях корректурного листа и продолжал: – «Что селениям нашим необходимо предоставить те же благодеяния полицейского надзора, которыми уже пользуются их старшие собратья по табели о рангах, то есть города и местечки – насчет этого наша печать единодушна. Если не ошибаемся, до сих пор еще никто и никогда не позволил себе проводить в русской печати мысль, что полиция вредна. Да и мудрено проводить что-нибудь подобное, во-первых, потому, что это противоречило бы историческому опыту всех народов, а во-вторых, и потому, что, с принципиальной точки зрения, само начальство высказалось насчет пользы, приносимой полицией, настолько твердо и решительно, что сразу поставило этот вопрос вне всяких пререканий». – Хорошо! очень хорошо! только я бы, знаешь, усугубил: вместо «вне всяких пререканий», написал бы: «вне всяких неуместных пререканий». Вернее! – посоветовал Алексей Степаныч. – Можно и усугубить! Ну-с, далее! «Стало быть, если в нашей печати и существуют по этому предмету разномыслия, то они касаются не решенного уже начальством вопроса о пользе полиции, но лишь практических его применений. «Полицейское воздействие безусловно полезно и необходимо, – в один голос вопиют все органы русской литературы, – следовательно, оставим этот вопрос в стороне, а будем спорить лишь о том, в какой форме должно выразиться полицейское воздействие, дабы иметь силу действительную, а не мнимую». И действительно, спорят; спорят горячо, с увлечением, почти с жгучестью… Так что многим приходит на мысль: уж не потому ли так шумят наши народные витии*, что, за невозможностью обсуждать дело по существу, они хотят отыграться на подробностях?» – Ничего… это? – как-то робко спросил нас Молчалин 2-й. – Ничего-то ничего, а ты вникни, однако, что он тут нагородил, передовик-то твой! Молчалин 2-й вопросительно взглянул на меня, как бы призывая в свидетели своей невинности. – Нечего, нечего лебезить… Лиса Патрикеевна! – безжалостно оборвал его Алексей Степаныч, – словно и не понимает, в чем тут суть! Ишь ты! сначала как и путный: «нельзя, говорит, не быть согласным насчет существа», а потом и пошел «невольным образом отыгрываются» да «за невозможностью»! «За бесполезностью», сударь! «за бесполезностью»! Вот как следует говорить! — 55 —
|