|
Серая погода преследовала нас, и перед станцией стояло целое море грязи. Неподалеку виднелся закопченный остов фейгинской мельницы, около которого шныряло стадо адвокатов. Казалось, он еще дымился и дух Овсянникова парил над ним. Прокоп, поздоровавшись со мной, мигнул мне по направлению к зданию мельницы. – Из-за полтинника какую кашу заварил! – по обыкновению, изумил он внезапностью мысли. – Ка?к так из-за полтинника? – Известно, из-за полтинника. На низу помол дешевле на копейку – вот он и того… А мельница-то застрахована… – Ну, нет, это, кажется, ты уж чересчур хватил. Миллионер да будет об таких пустяках думать! – А ты душу человеческую знаешь? – Нет, но во всяком случае… – А я знаю. У нас в Залупске миллионер Голопузов живет, так извозчик у него пятиалтынный просит, а он ему гривенник дает. И разговаривает, и усовещивает: креста, говорит, на тебе нет! И так пешком до места и дойдет! Так вот оно, что душа-то человеческая значит. В эту минуту целая масса людей из всех отверстий мельницы высыпала к наружному ее фасу со стороны Обводного канала. – Ишь! ишь! адвокатов-то что собралось! – произнес Прокоп, – это они слам делят! – Какой еще слам? – Такой и слам, что один какой-нибудь возьмет себе всю тушу, примерно хоть за сто тысяч, – пятьдесят тысяч ему, а другие пятьдесят – на драку! – Скажи по совести! ведь ты это только сейчас выдумал? – А если и выдумал – важность какая! Не в том штука, что выдумал, а в том, что правильно выдумал. Смотри-ка! смотри-ка! остановились! глядят! Ах, чтоб им пусто было! Ишь-ишь! Белый к стене подошел, штукатурки отколупнул – это у него «совершенное» доказательство будет! Поезд был невелик, и нам отвели роскошный вагон, в котором, кроме отдельных купе, был еще прекрасный салон. Нас никто не провожал, – нынче как-то и провожать культурных людей ни для кого не интересно, только около Прокопа терся какой-то маленький человечек, да и тот большею частью или молчал, или, по первому манию Прокопа, мгновенно исчезал в пространстве и снова, как метеор, появлялся. – Кто это тебя провожает? – полюбопытствовал я. – А чиновник один… из духовной консистории. – Как он к тебе попал? – А так… может, нужен будет. Кроме Прокопа с семейством, меня и генерала Пупона, было еще пятеро пассажиров: молодой тайный советник, который ожидал к празднику Белого Орла, а вместо того в другой раз получил корону на святыя Анны, и в знак неудовольствия отправлялся вояжировать; адвокат, который тоже был обижен тем, что не был приглашен по овсянниковскому делу ни для судоговорения, ни даже на побегушки; старичок с Владимиром на шее (до Эйдкунена), который, по-видимому, ехал за границу лечиться; молодой литератор; пятый персонаж смотрел как-то таинственно; он был одет в восточный костюм вроде халата, а на голове у него была надета ермолка. Войдя в вагон, он занял место в противоположном углу и молча глядел в окошко в противоположную дебаркадеру сторону. — 472 —
|