|
– Да кто твой принц! сказывай! – спросил Прокоп, – может, он мятежник? – В Эйдкунен – всё говорим; до Эйдкунен – ничего говорить не можем! – Пить ли? – усомнился Прокоп, обращаясь ко мне. К счастию, звонок прервал все эти вопросы и недоразумения. Мы наскоро выпили шампанское и поспешили в вагон, причем я, на ходу, представил друг другу Стрекозу и Прокопа. Восточный человек был уже на месте, и Прокоп, сказав мне: воля твоя, а я его буду благодарить! – подошел к нему. На что восточный человек ответил очень приветливо, протянув руку на диван и как бы приглашая Прокопа сесть на нее. Надо отдать справедливость Прокопу, он отнесся к этой пантомиме довольно недоверчиво и сел поодаль. Затем он попытался завести разговор и, как всегда водится в подобных случаях, даже выдумал совершенно своеобразный язык, для объяснения с восточным человеком. – Далеко? луан? – спросил он и, для ясности несколько раз махнув рукою в воздухе, показал пальцем в окно. Восточный человек засмеялся и тоже показал пальцем в окно. – Дела есть? афер иль я? Восточный человек продолжал смеяться и показывать пальцем в окно. – И я тоже туда! е муа осей леба?! Только я, брат, без дела – комса?! Очевидно было, однако ж, что восточный человек или не понимал, или упорно притворялся непонимающим. Он только смотрел как-то удивительно весело, раскрыв рот до ушей. – Не понимаешь? – утомился наконец и Прокоп, – ну, нечего делать, давай так сидеть! друг на дружку смотреть станем! Начали смотреть друг на друга, и вдруг оба захохотали. За ними захохотали и другие, так что Надежда Лаврентьевна обеспокоилась и выглянула из-за двери. – Наденька! поди сюда! вот это принц! а это – ма фам! – рекомендовал их друг другу Прокоп. Надежда Лаврентьевна ничего не понимала и как-то конфузливо оглядывалась. Между тем принц, с ловкостью восточного человека, вскочил с своего места, отвернул полу халата, порылся в кармане штанов и поднес Надежде Лаврентьевне шепталу, держа ее между двумя пальцами. – Бери! после за окно выбросишь! – разрешил Прокоп недоумение жены своей, – принц ведь он! Ишь ведь, свиное ухо, куда вздумал гостинцы прятать! в штаны! Однако, как ни мало требователен был Прокоп насчет развлечений, и ему, по-видимому, надоело смотреть на восточного человека и смеяться с ним. – Будет, брат! – сказал он, – после, ежели еще захочется, – давай и опять смотреться! А мне, покуда все это происходило, было совсем тяжело, потому что ко мне подсел Стрекоза и самым серьезным образом допрашивал, почему я его не уважаю. — 261 —
|