|
Неизмеримая злоба овладела Ганей, и бешенство его прорвалось без всякого удержу: – А! Так вот как! – скрежетал он, – так мои записки в окно швырять! А! Она в торги не вступает, – так я вступлю! И увидим! За мной еще много… увидим!.. В бараний рог сверну!.. Он кривился, бледнел, пенился; он грозил кулаком. Так шли они несколько шагов. Князя он не церемонился нимало, точно был один в своей комнате, потому что в высшей степени считал его за ничто. Но вдруг он что-то сообразил и опомнился. – Да каким же образом, – вдруг обратился он к князю, – каким же образом вы (идиот! – прибавил он про себя), вы вдруг в такой доверенности, два часа после первого знакомства? Как так? Ко всем мучениям его недоставало зависти. Она вдруг укусила его в самое сердце. – Этого уж я вам не сумею объяснить, – ответил князь. Ганя злобно посмотрел на него: – Это уж не доверенность ли свою подарить вам позвала она вас в столовую? Ведь она вам что-то подарить собиралась? – Иначе я и не понимаю, как именно так. – Да за что же, черт возьми! Что вы там такое сделали? Чем понравились? Послушайте, – суетился он изо всех сил (все в нем в эту минуту было как-то разбросано и кипело в беспорядке, так что он и с мыслями собраться не мог), – послушайте, не можете ли вы хоть как-нибудь припомнить и сообразить в порядке, о чем вы именно там говорили, все слова, с самого начала? Не заметили ли вы чего, не упомните ли? – О, очень могу, – отвечал князь, – с самого начала, когда я вошел и познакомился, мы стали говорить о Швейцарии. – Ну, к черту Швейцарию! – Потом о смертной казни… – О смертной казни? – Да; по одному поводу… потом я им рассказывал о том, как прожил там три года, и одну историю с одною бедною поселянкой… – Ну, к черту бедную поселянку! Дальше! – рвался в нетерпении Ганя. – Потом, как Шнейдер высказал мне свое мнение о моем характере и понудил меня… – Провалиться Шнейдеру и наплевать на его мнения! Дальше! – Дальше, по одному поводу, я стал говорить о лицах, то есть о выражениях лиц, и сказал, что Аглая Ивановна почти так же хороша, как Настасья Филипповна. Вот тут-то я и проговорился про портрет… – Но вы не пересказали, вы ведь не пересказали того, что слышали давеча в кабинете? Нет? Нет? – Повторяю же вам, что нет. – Да откуда же, черт… Ба! Не показала ли Аглая записку старухе? – В этом я могу вас вполне гарантировать, что не показала. Я все время тут был; да и времени она не имела. — 55 —
|