|
Дома я застал горе. Наша семья еще не знала смерти*, и гроб пришлось видеть у себя впервые. Похороны устроили мы художнику отличные. Несли его на руках, с хоругвями и проч. Похоронили на деревенском кладбище под медовой травой; крест виден далеко с поля. Кажется, что лежать ему очень уютно. Вероятно, я уеду куда-нибудь. Куда? Не вем. Суворин зовет за границу*. Очень возможно, что поеду и за границу, хотя меня туда вовсе не тянет. Я не расположен теперь к физическому труду, хочу отдыха, а ведь шатанье по музеям и Эйфелевым башням, прыганье с поезда на поезд, ежедневные встречи с велеречивым Дмитрием Васильевичем*, обеды впроголодь, винопийство и погоня за сильными ощущениями – всё это тяжелый физический труд. Я бы охотнее пожил где-нибудь в Крыму, на одном месте, чтоб можно было работать. Пьеса моя* замерзла. Кончать некогда, да и не вижу особенной надобности кончать ее. Пишу понемножку роман, причем больше мараю, чем пишу. Вы пьесу пишете?* Вам бы не мешало изобразить оригинальную комедийку. Напишите и уполномочьте меня поставить ее в Москве. Я и на репетициях побываю, и гонорар получу, и всякие штуки. Если я уеду куда-нибудь, то с каждой большой станции буду посылать Вам открытые письма, а из центров закрытые письма. Линтваревы здравствуют. Они великолепны. С каждым днем становятся всё лучше и лучше, и неизвестно, до чего они дойдут в этом направлении. В великодушии и доброте нет им равных во всей Харьк<овской> губернии. Смагины здравствуют и тоже совершенствуются. Поздравляю «Северный вестник» с возвращением Протопопова и Короленко*. От критики Протопопова никому не будет ни тепло, ни холодно, потому что все нынешние гг. критики не стоят и гроша медного – в высшей степени бесполезный народ, возвращение же Короленко факт отрадный, ибо сей человек сделает еще много хорошего. Короленко немножко консервативен; он придерживается отживших форм (в исполнении) и мыслит, как 45-летний журналист; в нем не хватает молодости и свежести; но все эти недостатки не так важны и кажутся мне наносными извне; под влиянием времени он может отрешиться от них. Сестра благодарит за поклоны и велит кланяться. Мать тоже. А я целую Вас, обнимаю и желаю всяческих благ. Будьте счастливы и здоровы. Ваш А. Чехов. Суворину А. С., 2 июля 1889*665. А. С. СУВОРИНУ 2 июля 1889 г. Сумы. 2 июль. Сумы. Простите, что пишу на клочке. Сейчас я получил от Вас письмо. Вы пишете, что пробудете в Тироле целый месяц. Времени достаточно, чтобы я мог съездить до заграницы в Одессу, куда влечет меня неведомая сила*. Значит, я выеду из Киева не во вторник, как телеграфировал*, а позже. Из Волочиска буду телеграфировать. — 144 —
|