|
И запел Опанас тихим голосом песню. Голос был у Опанаса не громкий, да «сумный»[27] [, – так, бывало, в сердце и льется ]. А песню, хлопче, козак, видно, сам для пана придумал. Не слыхал я ее никогда больше, и когда после, бывало, к Опанасу пристану, чтобы спел, он все не соглашался. – Для кого, – говорит, – та песня пелась, того уже нету на свете. В той песне козак пану всю правду сказал, что с паном будет, и пан плачет, даже слезы у пана текут по усам, а все же ни слова, видно, из песни не понял. [– Ох, не помню я эту песню, помню только немного. ] Пел козак про пана, про Ивана: Вот же, хлопче, будто и теперь я эту песню слышу и тех людей вижу: стоит козак с бандурой, пан сидит на ковре, голову свесил и плачет; дворня кругом столпилась, [поталкивает один другого локтями; ] старый Богдан головой качает… А лес, как теперь, шумит, и тихо да сумно звенит бандура, козак поет, как пани плачет над паном, над Иваном: [Ох, ] не понял пан песни, вытер слезы и говорит: – Ну, собирайся, Роман! Хлопцы, садитесь на коней! И ты, Опанас, поезжай с ними, – будет уж мне твоих песен слушать!.. Хорошая песня, да только никогда того, что в ней поется, на свете не бывает. А у козака от песни размякло сердце, затуманились очи. – Ох, пане, пане, – говорит Опанас, – у нас говорят старые люди: в сказке правда и в песне правда. Только в сказке правда – как железо: долго по свету из рук в руки ходило, заржавело… А в песне правда – как золото, что никогда его ржа не ест… Вот как говорят старые люди! Махнул пан рукой. – Ну, может, так в вашей стороне, а у нас не так… Ступай, ступай, Опанас, – надоело мне тебя слушать. Постоял козак с минуту, а потом вдруг упал перед паном на землю: – Послушай меня, пане! Садись на коня, поезжай к своей пани: у меня сердце недоброе чует. Вот уж тут пан осердился, толкнул козака, как собаку, ногой. – Иди ты от меня прочь! Ты, видно, не козак, а баба! Иди ты от меня, а то как бы с тобой не было худо… А вы что стали, хамово племя? Иль я не пан вам больше? Вот я вам такое покажу, что и ваши батьки от моих батьков не видали!.. Встал Опанас на ноги, как темная туча, с Романом переглянулся. А Роман в стороне стоит, на рушницу облокотился как ни в чем не бывало. Ударил козак бандурой об дерево! – бандура вдребезги разлетелась, только стон пошел от бандуры по лесу. – А пускай же, – говорит, – черти на том свете учат такого человека, который разумную раду не слушает… Тебе, пане, видно, верного слуги не надо. — 47 —
|