|
– Идешь к барыне завтра аль послезавтра? – спросил он Степана. Степан не отвечал. – Коли идти, так идти завтра, да пораньше. Небось лошади не чищены. Да не забудь, что пятнадцать обещала. За десять не иди. – Я никак не пойду, – сказал Степан. – Чего так? – Да так… Не желаю… – Отчего же? – Сами знаете. – Так… Смотри, Степа, как бы мне не пришлось драть тебя на старости лет! – Дерите. – Можешь ли так родителям отвечать? Кому отвечаешь? Смотри ты! Молоко еще на губах не высохло, а грубости отцу говоришь. – Не пойду, вот и всё! В церковь ходите, а греха не боитесь. – Тебя же глупого отделить хочу! Избу новую надоть строить аль нет? Как по-твоему? К кому за лесом пойдешь? К Стрельчихе небось? У кого денег взаймы взять? У ней или не у ней? Она и лесу даст, и денег даст. Наградит! – Пущай других награждает. Мне не нужно. – Отдеру! – Ну и дерите! Дерите! Максим улыбнулся и протянул вперед руку. В его руке была плеть. – Отдеру, Степан. Степан повернулся на другой бок и сделал вид, что ему мешают спать. – Так не пойдешь? Ты это верно говоришь? – Верно. Побей бог мою душу, ежели пойду. Максим поднял руку, и Степан почувствовал на плече и щеке сильную боль. Степан вскочил, как сумасшедший. – Не дерись, тятька! – закричал он. – Не дерись! Слышишь? Ты не дерись! – А что? Максим подумал и еще раз ударил Степана. Ударил и в третий раз. – Слушай отца, коли он велит! Пойдешь, прохвост! – Не дерись! Слышишь? Степан заревел и быстро опустился на полсть. – Я пойду! Хорошо! Пойду… Только помни! Жизни рад не будешь! Проклянешь! – Ладно. Для себя пойдешь, а не для меня. Не мне новая изба нужна, а тебе. Говорил – отдеру, ну и отодрал. – По… пойду! Только… только помянешь эту плеть! – Ладно. Стращай. Поговори ты мне еще! – Хорошо… Пойду… Степан перестал реветь, повернулся на живот и заплакал тише. – Плечами задергал! Расхныкался! Реви больше! Завтра пораньше пойдешь. За месяц вперед возьми. Да и за четыре дня, что прослужил, возьми. Твоей же кобыле на платок сгодится. А за плеть не серчай. Отец я… Хочу – бью, хочу – милую. Так-то-ся… Спи! Максим погладил бороду и повернул к избе. Степану показалось, что Максим, вошедши в избу, сказал: «Отодрал!» Послышался смех Семена. В избе отца Григория жалобно заиграл расстроенный фортепиано: в девятом часу поповна обыкновенно занималась музыкой. По деревне понеслись тихие странные звуки. Степан встал, перелез через плетень и пошел вдоль по улице. Он шел к реке. Река блестела, как ртуть, и отражала в себе небо с луной и со звездами. Тишина царила кругом гробовая. Ничто не шевелилось. Лишь изредка вскрикивал сверчок… Степан сел на берегу, над самой водой, и подпер голову кулаком. Мрачные думы, сменяя одна другую, закопошились в его голове. — 152 —
|