|
Перед началом спектакля входит чуйка, крестится и садится на первое место. К нему подходит клоун. – Извольте сесть в галерею, – просит клоун. – Здесь первые места. – Отстань! – И чиво вы уселись, как медведь какой-нибудь? Уходите! Это не ваше место! Чуйка неумолима. Она надвигает на глаза фуражку и не хочет уступить своего места. Начинаются фокусы. Клоун просит у публики шляпы. Публика отказывает. – Ну, так и фокусов не будет! – говорит клоун. – Господа, нет ли у кого-нибудь пятака? Чуйка предлагает свой пятак. Клоун проделывает фокус и, возвращая пятак, скрадывает его себе в рукав. Чуйка пугается. – Да ты того… Постой! Фокусов ты, брат, не представляй! Ты пятак давай! – Не желает ли кто-нибудь побриться, господа? – возглашает клоун. Из толпы выходят два мальчика. Их покрывают грязным одеялом и измазывают их физиономии одному сажей, другому клейстером. Не церемонятся с публикой! – Да разве это публика? – кричит хозяйка. – Это окаянные! После фокусов – акробатия с неизвестными «сарталями-морталями» и девицей-геркулесом, поднимающей на косах чёртову пропасть пудов. На средине спектакля происходит крушение одной стены балагана, а в конце – крушение всего балагана. В общем впечатление неказистое. Купующие и куплю деющие немного потеряли бы, если бы не было на ярмарке балагана. Странствующий артист перестал быть артистом. Ныне он шарлатанит. Возле балаганов с артистами – качели. За пятачок вас раз пять поднимут выше всех домов и раз пять опустят. С барышнями делается дурно, а девки вкушают блаженство. Suum cuique![74] Барыня*IК избе Максима Журкина, шурша и шелестя по высохшей, пыльной траве, подкатила коляска, запряженная парой хорошеньких вятских лошадок. В коляске сидели барыня Елена Егоровна Стрелкова и ее управляющий Феликс Адамович Ржевецкий. Управляющий ловко выскочил из коляски, подошел к избе и указательным пальцем постучал по стеклу. В избе замелькал огонек. – Кто там? – спросил старушечий голос, и в окне показалась голова Максимовой жены. – Выйди, бабушка, на улицу! – крикнула барыня. Через минуту из избы вышли Максим и его жена. Они остановились у ворот и молча поклонились барыне, а потом управляющему. – Скажи на милость, – обратилась Елена Егоровна к старику, – что всё это значит? – Что такое-с? – Как что? Разве не знаешь? Степан дома? – Никак нет. На мельницу уехал. – Что он строит из себя? Я решительно не понимаю этого человека! Зачем он ушел от меня? — 147 —
|