|
Я сидел, не смея взглянуть на хироманта. Я был красен как рак. «Что он обо мне подумает?» Когда я уходил, хиромант взял плату, еще раз взглянул на мою руку и дружелюбно посоветовал, отметив карандашом какое-то место: – Остерегайтесь в своей жизни огня, пожаров и лошадей. Я их и так остерегался, но после этого предупреждения решил держать ухо востро и при первой же возможности удирать от огня во все лопатки. Лошади тоже не внушали мне доверия. Я решил в будущем, прибегая к услугам этих животных, помещаться так, чтобы между мной и лошадью всегда сидел извозчик. Пусть уж лучше лошадь его растерзает, чем меня. Уходя, я чувствовал перед хиромантом такую неловкость за все выходки моей ладони, что, желая загладить все это, сказал: – Со своей стороны советую и вам остерегаться некоторых вещей… Я хотя и не хиромант, но кое-что в этих делах маракую… Остерегайтесь взбесившихся слонов, кораблекрушений, наводнений и брошенных в вас бомб. Тогда проживете настолько долго, насколько вас хватит! Прощайте. Теперь я с совершенно новым чувством смотрю на свою ладонь. Я ее и ненавижу, и презираю, и… боюсь. Я ведь бываю везде, посещаю все места, которые считаю необходимыми, и она будет тоже неотвязно таскаться за мной, шпионить, выслеживать, записывать на своей лживой поверхности все, что со мной случится, и при этом приврет, раздует, исказит так, что мне стыдно будет потом человеку в глаза глядеть… Ужасно неприятно! Волчья шубаIВ жестокий декабрьский мороз пианист Зоофилов сидел в комнате своего знакомого чиновника Трупакина и говорил ему так: – Не можете ли вы, миленький, одолжить мне на неделю вашу волчью шубу… Мне нужно ехать на концерт в Чебурахинск, а пальтишко моё жидкое. До Чебурахинска на лошадях ещё вёрст тридцать. Сделайте доброе дело – одолжите шубу на недельку. – А вдруг она пропадёт? Вдруг вы её потеряете? – Ну, что вы… Как можно! – А вдруг мне самому понадобится? – Да ведь у вас другая есть, новая. Чиновник Трупакин прикусил сухими губами сизый ус, посмотрел в окно и сказал: – Так-то оно так. Это верно. Добрые знакомые всегда должны помогать друг другу. Слава богу – не звери же мы, в самом деле. Хорошо, Стефан Семёныч. Я вам дам шубу. Человек не собака, и замерзать ему невозможно… Глаза пианиста заблистали радостью. – Даёте? Ну, вот – спасибо! – У ж раз сказал, что дам – то дам. Отчего же… Ведь шубы от этого не убудет. Не правда ли? – Конечно, конечно. – Я и сам так думаю, Марья Семёновна! — 61 —
|