– Вы подвержены головокружению? – Гм… кажется, да, – сконфуженно ответил журналист. – В таком случае я не могу вас взять, – сурово ответил верзила. – Вы начнёте кричать, хватать меня за руки и погубите нас обоих. – О, боже, – закричал журналист, – а я обещал редактору полететь! Умоляю вас, возьмите меня. Хоть на немножко. – Хотите полететь с завязанными глазами? – предложил я. – Да ведь пропадет вся прелесть полёта. – А что вам видеть? Главное – ощущение. Вы рискуете потерять полёт совершенно. Попляшихин спросил верзилу нерешительно: – А вы как думаете? – С завязанными глазами я вас возьму, – по крайней мере, сидеть будете тихо. – Берите, – махнул рукой Попляшихин. Пропеллер, пущенный опытной рукой верзилы, затрещал, загудел и слился в один сверкающий круг. – Садитесь же, – скомандовал верзила. Бледный Попляшихин подошел к нам, обнял меня и сказал, криво усмехаясь: – Ну, прощай, брат!.. Свидимся ли? – Мужайся, – посоветовал я. Кто-то из друзей поцеловал Попляшихина, благословил его и ободряюще сказал: – Суждено умереть – умрёшь, не суждено – не умрёшь. Лети милый. Дай бог тебе… Попляшихин подошёл к Семиразбойникову и нерешительно протянул ему руку. – Ты, брат, кажется, на меня дуешься? Прости, ежели что, сам знаешь – такое дело. Семиразбойников приложил платок к глазам. – Бог с тобой, зла я тебе не желаю. Желаю тебе удачи. Оба расцеловались, минута была трогательная. – Прощайте, братцы! – с искусственной бодростью крикнул Попляшихин, взбираясь на какое-то креслице сзади верзилы и путаясь в целом лабиринте проволок. Верзила обернулся к своему спутнику и туго завязал ему глаза носовым платком. Пропеллер бешено вертелся, мы кричали, а Попляшихин сидел такой бледный, что лицо и платок были одного цвета. – Отпускайте! – скомандовал пилот. – Летим. Мы зашли сзади, уцепились за хвост аэроплана и протащили его несколько шагов. Потом подошли вплотную к гордо сидевшему на своём кресле верзиле и стали слушать. Заглушаемый шумом пропеллера, верзила орал во всё горло, обернувшись назад: – Тридцать метров над землёй… сорок… пятьдесят… Что вы чувствуете? – Страшно, – прохрипел Попляшихин. – Бодритесь, это только начало. – Где мы сейчас? – Мы пролетаем над какой-то деревушкой. Люди, как клопы, ползут по дорожкам. Церковь кажется серебряным напёрстком. Держитесь, сейчас будет порыв ветра. Мы с Семиразбойниковым поднялись на цыпочки и стали дуть на Попляшихина, а потом сорвали с него шапку и отступили. — 318 —
|