|
– Нет что ты! (Пауза). А я вчера одному мальчику по морде дал. – Ну? – Ей Богу. Накажи меня Бог, дал. Понимаешь, иду я по Слободке, ничего себе не думаю, а он ка-ак мне кирпичиной в ногу двинет! Я уж тут не стерпел. Кэ-эк ахну! – После Рождества надо пойти на Слободку бить мальчишек. Верно? – Обязательно пойдем. Я резину для рогатки купил. (Пауза). Ты бизонье мясо ел когда-нибудь? Володе смертельно хочется сказать: «ел». Но никак невозможно… Вся жизнь Володи прошла на глазах Чебурахина, и такое событие, как потребление в пищу бизоньего мяса, никак не могло бы пройти незамеченным в их маленьком городке. – Нет, не ел. А, наверное, вкусное. (Пауза). Ты бы хотел быть пиратом? – Хотел. Мне не стыдно. Всё равно, пропащий человек… – Да и мне не стыдно. Что ж, пират такой же человек, как другие. Только что грабит. – Понятно! Зато приключения. (Пауза). А позавчера я одному мальчику тоже по зубам дал. Что это, в самом деле, такое?! Наябедничал на меня тетке что курю. (Пауза). А австралийские дикари мне не симпатичны, знаешь! Африканские негры лучше. – Бушмены. Они привязываются к белым. А в углу бушмен Егорка уже, действительно, привязался к белым: – Дай конфету, Милка, а то на стол плюну. – Пошел, пошел! Я маме скажу. – Дай конфету, а то плюну. – Ну, и плюй. Не дам. Егорка исполняет свою угрозу и равнодушно отходить к печке. Милочка стирает передничком с колбасы плевок и снова аккуратно укладывает ее на тарелку. В глазах её долготерпение и кротость. Боже, сколько в доме враждебных элементов… Так и приходится жить – при помощи ласки, подкупа и унижения. – Этот Егорка меня смешит, – шепчет она Карасику, чувствуя некоторое смущение. – Он дурат. Тат будто это его тонфеты. А к обеду приходят гости: служащий в пароходстве Чилибеев с женой и дядя Аким Семеныч. Все сидят, тихо перебрасываясь односложными словами, до тех пор, пока не уселись за стол. За столом шумно. – Ну, кума, и пирог! – кричит Чилибеев. – Всем пирогам пирог. – Где уж там! Я думала, что совсем не выйдет. Такие паршивые печи в этом городе, что хоть на грубке пеки. – А поросенок! – восторженно кричит Аким, которого все немного презирают за его бедность и восторженность. – Это ж не поросенок, а чёрт знает что такое. – Да, и подумайте; такой поросенок, что тут и смотреть нечего – два рубли!! С ума они посходили там на базаре! Кура – рубль, а к индюшкам приступу нет! И что оно такое будет дальше, прямо не известно. — 258 —
|