|
– Можно и без ножа. Нарочно ж… – Нет, я тебе лучше принесу из столовой. – Только серебряный! – крикнул ей вдогонку Саматоха. Игра кончилась тем, что, забрав часы, брошку и кольцо в обмен на драгоценную жизнь Марфушки, Саматоха сказал: – А теперь я тебя как будто запру в тюрьму. – Что ты, Миша! – возразила на это девочка, хорошо, очевидно, изучившая, кроме светского этикета, и разбойничьи нравы. – Почему же меня в тюрьму? Ведь ты разбойник – тебя и надо в тюрьму. Покоренный этой суровой логикой, Миша возразил: – Ну, так я тебя беру в плен и запираю в башню. – Это другое дело. Ванная – будто б башня… Хорошо? Когда он поднял ее на руки и понес, она, барахтаясь, зацепилась рукой за карман его брюк. – Смотри-ка, Миша, что это у тебя в кармане? Ложка?! Это чья? – Это, брат, моя ложка. – Нет, это наша. Видишь, вон, вензель. Ты, наверное, нечаянно ее положил, да? Думал, платок? – Нечаянно, нечаянно! Ну, садись-ка, брат, сюда. – Постой! Ты мне, и руки свяжи, будто бы, чтоб я не убежала. – Экая фартовая девчонка, – умилился Саматоха. Всё-то она знает. Ну, давай свои лапки! Он повернул ключ в дверях ванной и, надев в передней чье-то летнее пальто, неторопливо вышел. По улице шагал с самым рассеянным видом. VIIIПрошло несколько дней. Мишка Саматоха, как волк, пробирался по лужайке парка между нянек, колясочек младенцев, летящих откуда-то резиновых мячей и целой кучи детворы, копошившейся на траве. Его волчий взгляд прыгал от одной няньки к другой, от одного ребенка к другому… Под громадным деревом сидела бонна, углубившаяся в книгу, а в двух шагах маленькая трехлетняя девочка расставляла какие-то кубики. Тут же на траве раскинулась её кукла размером больше хозяйки, – длинноволосое, розовощекое создание парижской мастерской, одетое в голубое платье с кружевами. Увидев куклу, Саматоха нацелился, сделал стойку и вдруг, как молния, прыгнул, схватил куклу и унесся в глубь парка, на глазах изумленных детей и нянек. Потом послышались крики и вообще началась невероятная суматоха. Минуть двадцать без передышки бежал Мишка, стараясь запутать свой след. Добежал до какого-то досчатого забора, отдышался и, скрытый деревьями, довольно рассмеялся. – Ловко, – сказал он. – Подико-сь догони. Потом вынул замусленный огрызок карандаша и сталь шарить по карманам обрывок какой-нибудь бумажки. – Эко, чёрт! Когда нужно, так и нет, – озабоченно проворчал он. Взгляд его упал на обрывок старой афиши на заборе. Ветер шевелил отклеившимся куском розовой бумаги. — 254 —
|