– Ну, ну… иди уж. Довольно тебе. Не проедайся. Эй, Парфен! Выпусти его – пусть идет себе… Да тащи сюда другого. Прощай, Шестихатка. Так цаца, говорят? Ха-ха, ха-ха! – Прощайте, ваше благородие! Оно дальше еще смешнее будет. Желаю оставаться. Десятский ввел другого человека, привезенного мужиками, и, толкнув его для порядка в спину, вышел. – А-а, сокол ясный! Летал, летал, да и завязил коготь. Давно вашего брата не приходилось видеть… Как Эрфуртская программа поживает? Перед приставом стоял небольшой коренастый человек с бычачьей шеей, в жокейской изодранной шапчонке и, опустив тяжелые серые веки, молча слушал. – Конечно, об вашем социальном положении нечего и спрашивать: лиддит, мелинит, нитроглицерин и тому подобный бикфордов шнур. Потом, переменив тон, пристав посмотрел в лицо неизвестному и сухо спросил: – Сообщники есть? – Не было, – тихо ответил неизвестный. – Ну, конечно! Я так и думал. Что ж, господин ниспровергатель! Зверь вы, очевидно, красный: в город нам с вами ехать придется. Ась? – Да, я из городу и есть. – Вот как!.. Какой же ветер занес вас на сенюхинские огороды? – Зачем мне на сенюхинские огороды? Я на Боркино ехал, ваше благородие. – Ну, да. Так что старшина, и писарь, и мужики оклеветали вас, бедненький? – Черт попутал, ежели так сказать. – Не-у-жели? Что вы говорите? Первый раз слышу об участии этого господина в ваших организациях… Небось и на убийства шли не сами по себе, а наущаемые сим конспиратором? – Да убийства никакого и не было. Так, хотелось… попугать… – Конечно! Бросишь ее под ноги – легкий испуг и нервное потрясение… Ха-ха! Ваша платформа, конечно, предусматривает любовь и великодушие к ближнему. А? Что же вы молчите? Неизвестный переступил с ноги на ногу и сказал: – Пьян был. – Что-о-о? – Пьян был. А они… за сено… тридцать копеек. Разве это возможно. – Какое сено? Что вы? – Ихнее. Я им говорю: Христа на вас нету, а они: «Там, говорят, есть или нет, а мы без расчету Ваську не отпустим!» – Ничего не постигаю. Какой Васька? – Чугреевский. Я на Чугреевскам ехал. И так мне обидно стало. Ах, вы, говорю, такие-сякие! Пыли вашей не останется!.. – Стой, стой, милый. Я ничего не разберу. Кому ты это сказал? – Арендателю. – Да бомба-то здесь при чем? – Бомба ни при чем. – Так чего же ты, черт тебя возьми, арендатора путаешь? Бомбу ты где взял? – Не брал я ее, ваше благородие. Зачем нам… нам чужого не нужно… — 149 —
|